– Я хочу повидать свою подругу, Заиру, – лицо Амиры словно камень.
Багир догадывается, что ей не хочется говорить в присутствии наложницы. Надменность Амиры льется через край во всех жестах и даже интонации голоса. Но теперь это лишь забавляет его, а не злит, как раньше.
– Хорошо, – отвечает Багир и обращается к Ясмине. – Ты можешь быть свободна. Как я и говорил, служанку скоро найдем другую. Джамил, проводи ее.
Ясмина повинуется, а как только ее стройная фигурка скрывается за дверями, сестра набрасывается с вопросами:
– Новая служанка?! – возмущенно тараторит Амира – Эти нахалки требуют еще служанок или им не нравятся те, которых находят?
Багир окатывает подчиняющим взглядом сестру, и та поджимает губы в жесте недовольства.
– Лейла не будет больше служанкой. Это я так решил, а не Ясмина, – гневным басом разносится фраза, сказанная братом.
Амира лишь недоуменно пожимает плечами в знак принятия информации.
– Ты тоже можешь идти, – Багир протягивает бумагу с его подписью.
Как только он остается один, наваливается странная изматывающая тоска. Призрачный образ бывшей жены пропитывает все вокруг энергетикой трагичности, невыносимой тяжести воспоминаний.
Багир садится в кресло и закрывает глаза. Что снова так напомнило белокурую блондинку из США? Что снова привело к разрывающим мучениям, которые накрывали, будто песчаная буря в пустыне?
Он усмехается про себя.
Никто не подозревает, что он собирается сделать с Лейлой. И, похоже, это беспокоит не только Ясмину
***
Джамил ведет меня куда-то вниз по лестнице, и сердце заходится от нервного ритма в груди.
Мы в двадцать первом веке, где цивилизация шагнула далеко вперед, но меня ведут в темницу для непокорных рабынь! Как будто прошлое откатилось обратно на тысячу столетий, и вернулись зверские обычаи.
Я не могу сказать даже слова. Давящая горло безысходность забирает последний кислород в легких. Кусаю губы, чтобы не начать плакать.
“Не буду, не буду унижаться! И не позволю меня унизить! Пусть лучше убьют…” – последние слова острым лезвием проходят по сознанию.
Длинный темный коридор еще больше нагоняет панику. Джамил открывает одну из дверей, и я чуть пошатываюсь от ужаса.
Внутри самая настоящая камера. Как в тюрьме. Только здесь порядком чище, и стены не такие темные, как обычно.
– Проходи, – говорит он тихо.
Перешагиваю порог, и дверь бесшумно закрывается сзади.
Светло-серые стены, узкое зарешеченное окошко вверху, кровать, застеленная одним лишь черным покрывалом, в правом углу – зона санузла, огороженная стенками примерно в половину моего роста.
Сажусь на кровать и закутываюсь в покрывало. Зубы от кошмара происходящего отбивают чечетку.
Здесь не холодно, но меня трясет ледяная лихорадка. Укутываюсь прямо с головой и чувствую, как щеки становятся влажными. Слезы бегут сами. Я ничего не могу с этим сделать. По крупицам растворяется уверенность, что я и вправду была хоть кому-то нужна в этой жизни.
А теперь ждет финал…
Финал, который пророчил мой отец. Или перевоспитают, или убьют.
– Убьют, – цежу с закипающей злобой в пустоту камеры, – спасибо, папочка…
Всхлипы перестают давить грудь, и на смену отчаянию приходит ярость.
Вскакиваю с лежака и начинаю стучать по массивной железной двери.
– Выпустите меня! Ненормальные, ублюдки, твари!!!
Холодный металл равнодушно принимает все мои удары и ни на миллиметр не поддается. Ладони начинают краснеть, кожа надрывно ныть.
