— Иметь сестру? — усмехаюсь я. — Не знаю, у нас ещё все впереди, — нарочно тяну слова, направляясь к Жене, медленно обхожу девчонку и останавливаюсь прямо перед ней. — Женя обвинила меня кое в чем, я должен соответствовать имиджу, — протянув руку, пропускаю между пальцами прядь каштановых волос. Женя не двигается, искоса наблюдая за моими действиями. — Правда, монашка? — спрашиваю, замечая, как в глубине серых глаз снова закипает лава. — Горячий прикид, мне нравится, — подмигиваю, скользя взглядом вдоль ее хрупкого тела, а пальцем – по щеке.
Женя гневно скулит, отпихивая мою руку. Улыбаясь, я отступаю и бесстыже разглядываю ее лодыжки, стройные бедра, линию талии, скромную татуировку на руке. Молочная кожа выглядит немного бледной под лампами дневного света. На девушке тонкая серая майка, подчеркивающая небольшую грудь, и короткие пижамные шорты в серо-розовую клетку.
Если можно облапать кого-то взглядом, считайте я это сделал.
Ее щеки вспыхивают. Скрестив руки на груди, Женя пытается прикрыться.
Наверное, я правда извращенец, но заставлять ее смущаться – особый вид удовольствия.
— Фу! Какое же ты животное, придурок! — обозвав меня, она несется к двери.
— Ага, и тебе того же, — развязно бросаю вслед. — Давай катись отсюда.
Я провожаю ее взглядом, разглядывая сзади. Такая маленькая, но все, что надо, на месте.
— Жень, подожди, не слушай его! — кричит Макс, но девушка игнорирует его, скрываясь за дверью.
— Хватит к ней подмазываться! — морщусь я.
Макс косится на меня, изогнув бровь.
— Хватит ее допекать, — пару раз качает головой.
Я пожимаю плечами.
— Она влезла сюда без спроса. Это не ее дом, она не может шляться, где ей захочется!
— Ты опять за свое? Конечно же это ее дом. А тут что алтарь? Тайная комната? — возражает брат, разводя руками.
Меня бесит его мудрость и то, как легко он сошелся с
ними.
Но что будет с его философией, когда он узнает, что к чему? Если узнает…
— Это мамина студия. Здесь все осталось так, как было при ней. Не хочу, чтобы кто-то трогал или перекладывал ее вещи.
— Да? А когда ты в последний раз сам заходил сюда? — судя по выражению его лица Макс знает ответ.
Очень давно. Тогда она ещё была жива.
Я смотрю в окно на свое отражение. Горло сжимается от того, что здесь пахнет точно так же, как и раньше: тёплым маслом, растворителем и кофейными зёрнами.
В детстве мама часто обращала наше внимание на то, какой цвет у неба, у воды. На прогулке могла запросто остановиться посреди дороги и проторчать несколько минут, запоминая, как падает свет, тени, как освещается лист дерева, или могла схватить мелок, чтобы зарисовать линию прибоя. В такие моменты она выглядела как сумасшедшая, но мне нравилось, правда. Она не походила на обычных матерей. С первыми лучами солнца вместо того, чтобы готовить нам завтрак, мама бежала сюда. Она любила экспериментировать и рисовала много чего – от пейзажей до абстракции. Иногда это была акварель, иногда просто фломастеры. Мама не ограничивала свою фантазию. Несколько ее картин приобретены в частные коллекции, но большую их часть она просто дарила. Друзьям, знакомым. Своим врачам.
— Ты гонишь, Ник, — начинает Макс. — Прекращай срываться на девчонке! Ей просто интересно. Помнишь ту сказку про мужика с синей бородой? Там была комната, куда он запрещал входить своим жёнам… О, или эта брюнеточка, которая замутила с Чудовищем, — поспешно добавляет он. — Женщины – очень любопытные существа! Вспомни Еву!
