— Отпусти! — раздраженно пыхчу и дергаюсь, освобождаясь от захвата. — Через десять минут у выезда, — бросаю Максу прежде, чем отправиться в свою комнату.
18. 18. Женя
— Женя, я считала, ты уже взрослая! А ты решила саботаж устроить? Нарушитель дисциплины?! Сорвала занятие! — негодует мама, перечисляя мои заслуги. — Ещё и наказание какое-то там отбываешь! И я узнаю об этом по электронной почте?!
— Ну, что тут скажешь, мам, я пошла по наклонной, — пошевелив кончиком носа, опускаю взгляд в тарелку.
Пять минут назад маме пришло письмо от редактора, потом ей приспичило проверить почту, и в результате меня отчитывают, как шестилетнюю.
Так непривычно.
Мама редко интересовалась моей учебой, львиную долю времени проводя в вымышленном мире своих героев. Учителя меня хвалили, я никогда не попадала в сомнительные истории, росла самостоятельным, ответственным ребенком, и, учитывая, что моя бабушка Лиза тридцать пять лет проработала директором школы в Тамбове, тяга к знаниям и самодисциплина были заложены во мне на генетическом уровне. И только посмотрите, что со мной стало.
— Как тебе не стыдно! Мы с Димой не для этого устраивали тебя в Истерн! У меня просто слов нет! Вот, почитай! — она сует отчиму свой мобильный.
На самом деле, мне не стыдно. Всю эту ситуацию с предупреждением и наказанием можно даже назвать экзотической. Я словно стала другим человеком, более уверенным в себе, менее тревожным, и мне это нравится.
— Ну не ругайся, Лен, — Дима мягко отстраняет ее руку. — Надо разобраться. С Никитой та же история. Я позвоню сегодня директору и все выясню.
Я качаю головой, размешивая ложкой разбухшие хлопья.
— Что вы собрались выяснять? Я выбросила в окно его ключи, он – мой рюкзак. Нас вызвали к директору и наказали. Все! Конец истории.
Мама давится яблоком.
— Ну и дела, — произносит отчим. Умолкнув, он берет свой мобильный, водит пальцем по экрану и прикладывает телефон к уху. — Ты встал? — строго спрашивает. — Спускайся, мы завтракаем. Немедленно!
Уже понимаю, что речь о Тамбове и мысленно готовлюсь к его приходу.
Никита не заставляет себя долго ждать, появившись перед нами в длинных чёрных шортах с логотипом «Nike», низко сидящих на талии. Влажные волосы Тамбова соблазнительно растрепаны. Я представляю, как он принимал душ после утренней тренировки, и мое воображение дает настолько реалистичную картинку, что становится душно. Сглотнув, я оттягиваю горловину серого кашемирового свитера и тянусь к стакану с водой.
Знаю, глупо считать привлекательным парня, который ведет себя как козел и то и дело надо мной издевается, но это от меня будто не зависит.
Не понимаю, что происходит.
Ведь я никогда не фантазировала подобным образом об Андрее или каком-то другом парне.
— Почему ты в таком виде?! — негодует Дима, развернувшись к сыну.
— Ты сам сказал «немедленно», — Никита придирается к словам отца.
Широко расставив ноги, Тамбов вопросительно смотрит на Диму, всем видом показывая, что мы с мамой для него пустое место.
— Это откуда? — Дима пальцем указывает на свою шею.
— Споткнулся, упал, — Тамбов даже не старается звучать правдоподобно. На бесстыжей смазливой морде нет и намека на смущение.
Как у него это получается?
Непроизвольно мой взгляд скользит по загорелой обнажённой коже, мышцам, задерживаясь на потемневших гематомах.
Интересно, что чувствуешь, когда кто-то оставляет на твоей коже подобное клеймо? Это больно или приятно?
