– Видела лишь утром, перед завтраком. Она дала мне указания по меню на день, попросила чай и ушла.
Поднимая руку, бросаю взгляд на циферблат часов. Пятнадцать минут шестого.
– Собери что-то из еды, только без мяса, и отнеси ей в комнату.
После небольшой паузы Катерина спешит заверить:
– Хорошо, Роман Викторович. Будет сделано.
Во мне взмывает едкое раздражение.
– И впредь, если целый день жрать не спускается – относи. Будет отказываться, мне звони.
– Хорошо.
Проволочки с погрузкой малазийского судна отнимают еще два часа. Они хотят грузить больше, чем прописано в договоре. С приличной доплатой, конечно же. Такое мы практикуем. Но в конкретном случае требуемый ими тоннаж серьезно превышает грузоподъемность их теплохода. А мне такие риски нахрен не нужны. Утихомирить фрахтователя удается далеко не с первой попытки. В какой-то момент Назар психует и грозится выбросить «г*ндона» за борт. Хорошо, что славный русский язык малазийцы не понимают.
Домой приезжаю без четверти восемь.
– Поела? – спрашиваю, пока Катерина на стол накрывает.
– То, что я относила, поклевала. Просила больше не беспокоить сегодня.
Ужинаем на террасе. Осень затягивает вечерний воздух холодом, но горячая еда не дает прозябнуть. Мне нравится этот контраст. Могу трапезничать на улице, пока снег не упадет.
– Сауль, что ты решил с Северной Америкой?
– По химматериалам и химагрегатам хороший процент получается. Будем подписывать.
– Даже не верится, что такие бабки можно честным трудом заработать, – гогочет Назар.
– А ты думал, только геморрой? – подхватывает Семён.
Я беру в руку стакан и делаю терпкий согревающий глоток виски. Помедлив, осушаю до дна.
– Уже два года по всей стране менты «метут» самых крепких без разбора. Постепенно нужно все легализировать.
– Неужели прям все, Сауль? Может, успокоятся?
– Не успокоятся, Сеня. В новую эпоху входим. Надо это понимать. И менять концепцию подобру-поздорову. Ты думаешь, почему я в прошлом месяце от товарняка из Японии отказался? Не потому, что мне Нисимура не понравился, – выбивая из пачки сигарету, подкуриваю. – Палево.
– Тут не могу не восхититься твоим решением, – басит Назар. – Наступить себе на горло, зная, какие заманчивые миллионы в руки плывут – не каждый может. Я бы не смог.
– Меня тоже переколбасило, – усмехается Семён.
– Жадность фраера сгубила, – произношу с растяжкой. – Это тоже надо помнить.
– И когда американцы пожалуют?
Ответить не успеваю. Нас прерывает телефонный звонок.
– Слушаю.
– Здравствуйте, Роман Викторович, – узнаю Антонину. – Извините, что беспокою так поздно… – выпаливает это быстро, выдавая нетерпение перейти к основной цели своего звонка.
– Что случилось?
– Юля не отвечает. А я хотела порадовать, что операция Владимира Александровича закончилась благополучно. Уже в себя пришел.
– Я передам.
– Пожалуйста, – добавляет она.
– До свиданья.
– До свиданья.
В спальне Юли темно и тихо. Она спит. Но едва я опускаюсь на матрас и трогаю ее колено, вскакивает и принимается лихорадочно шарить по одеялу ладонью.
– Я уснула…
Отыскав телефон, снимает блокировку. Я не отбираю его только потому, что голубая подсветка освещает ее взволнованное лицо.
Хочу ее видеть.
– Три пропущенных… – в голосе слышна паника.
Чуть качнувшись, продолжает бесцельно пялиться в экран. Не решается звонить. Боится новостей.
– Все нормально, – отнимаю все-таки аппарат. Закрывая, откладываю на тумбочку. – Операция прошла хорошо. Антонина звонила мне.
