Ты вернешься! - страница 26

– А я его и не просил.

– Ты психически не здоров? – сказала она уже мне в губы, однако даже и не попытавшись как-то помешать. Веки опустились, пряча за ресницами возбужденный блеск глаз, но заигравшие от зачастившего дыхания ноздри ее выдали. – Соображаешь как рискуешь хоть?

– Так и есть, крыша ушуршала безвозвратно, только тебя увидел, – признался честно я и коснулся ее губ своими едва-едва.

Одно почти несуществующее касание, а меня тряхануло, как током насквозь прошило, вышибая из груди не стон – рык какой-то нечеловеческий и швыряя ближе к княжне. Она ответила, сама мгновенно обратив невинный поцелуй в жесткое оральное слияние, в то, что сразу про секс, а не ласки и зажимательства с выяснением есть ли желание пойти дальше. Это самое дальше наступило без прелюдий. С болью, требовательными взаимным вторжением языков, с солью и вкусом меди на треснувшей не понять у кого губе. Рывок в наслаждение с места сразу до сотки, и это только старт, а тормоза не предусмотрены в принципе. Легкие загорелись, оторвался только воздуха глотнуть и снова языком, губами, всем существом обратно в дикое страстное действо, что поцелуем не назвать. Руками наглыми по ее телу повсюду, затягивая на себя и чуть не крича в ее рот от ответных объятий, едва не ломающих мои кости.

Треск ткани, оба беспардонно рвали тряпки прочь с пути. Ее обнаженная грудь к такой же моей, мои жадные загребущие лапы на ее ягодицах, подхватывают и направляют, заставляя ерзать, тереться о мой сходу уже болезненный от лютого напряжения стояк. И вдруг – раз и холод, нет ее в моих руках.

Зарычал, чуть не взбеленившись от этой потери, шаря одурманенным запредельной похотью взглядом и нашел мою обнаженную княжну в глубине комнаты. Поиздеваться решила надо мной?

– Только сзади, – не просто предложила – приказала она тоном той, кто привык к подчинению. – Иначе я тебя переломать могу всего.

Сказала и скользнула на мою лежанку, вставая на четвереньки. Обернулась через плечо и обожгла требовательным взглядом, прогибаясь в спине кошкой, открывая мне вид на блестящее от влаги свое сокровенное и отрывая башню с концами.

Стряхнув с ног лохмотья, оставшиеся от моих шорт, я бухнулся на колени за ней и, обхватив член рукой, направил себя и замычал сквозь зубы, охреневая от жары и тесноты, что сходу обволокла головку. Пер и пер, пока не вогнал себя разом по готовому-мокрому до конца, по самые яйца, чего не позволял себе с девушками обычно, ведь размером оборудования не обижен по жизни, не изверг же. Но сейчас знал, знал всем нутром – моя княжна примет меня, и ей так и нужно. Член сжали ее внутренние мышцы, а ее гортанный стон протек такой огненной рекой вдоль позвоночника, что у меня в башке совсем помутилось, соображать, тормозить чем не осталось совершенно.

Стиснул девичьи бедра, замолотил, как с цепи сорвавшись, как, сука, последний в жизни раз, рыча, вгоняя себя со всей дури, упиваясь бушующим внутри пламенем похоти, пошлой музыкой влажных шлепков и стонов. Долбил и долбил, становясь все более безумным от запредельных ощущений.

Дергал тяжелой от похоти башкой, стряхивая жгучий пот, потому что не мог перестать смотреть на изогнувшееся передо мной и открытое для всей ярости страсти женское тело. На свой мокрый член, жестким поршнем врывающийся в, казалось бы, трепетную сочно-розовую мягкость, и крышняк косило все сильнее от дикой иррациональности и самого происходящего, и от ощущений. Всё, что раньше знал-воспринимал, как покорно принимающее мягко-сладкое, само женское естество, сейчас ощущалось жадно-требовательным, вбирающим в себя не только то, что я хочу и могу дать, а словно бескомпромиссно отбирая ровно столько, сколько нужно ей. Будто молочу тут как озверелый, но по факту как раз я тот, кого берут. А меня до такой немыслимой, неизведанной прежде силы от этого почти вымогательства сексуального, потребления практически вштырило, что умирал от усилий тормозить лавину прущей наружу эйфории, но держался, потому что без ее оргазма, без какого-то, сука, сигнала, что княжна свое взяла, она не будет полной.