Еще столько вопросов надо решить, в стольких бумагах разобраться, а в голове мысли вообще не об этом. И Алина названивает каждый день, как по расписанию. Они там с мамой, походу, надумали сделать из меня женишка – идея номер один устроить шикарную свадьбу. Какой из меня жених–то? Я вообще удивляюсь, что умудрился с кем–то так надолго задержаться после Леры.
– Эх, Пепельница, ничему тебя жизнь не учит, – рядом со мной на лавку плюхнулась Аня и с видом строгой училки напомнила: – я же говорила тебе, здесь не курят!
– Господи, откуда ты взялась? – закатил глаза я и, подумав, всё–таки затушил сигарету. – Ты по деревьям скачешь что ли?
– Нет, – весело улыбнулась девчонка. Улыбка совсем как у ее матери. Такая же широкая и искренняя. – Мама разрешила мне погулять немного перед ужином.
– Понятно, – отозвался я. И, не выдержав, всё–таки изогнул угол губ в кривоватой улыбке.
При всех этих обстоятельствах у меня вообще не получалось держаться равнодушно рядом с этой новой знакомой. По сути она живое напоминание о Леркином хахале, которого она предпочла мне. Но… что–то мешало относиться к девчонке холодно.
– А ты чего такой грустный? – поинтересовалась Аня. Достав из кармана конфетку, она протянула ее мне. – Хочешь?
– Не люблю сладкое, – отказался я.
– У тебя аллергия? – приподняла брови девчонка.
– Нет, просто не люблю.
– Как можно не любить сладкое? – она посмотрела на меня, как на больного. – Ты странный.
Я изогнул бровь, хмыкнув.
– Ты лазишь по деревьям и пугаешь людей, а странный – я?
– Ага, – Аня снова весело улыбнулась и даже кивнула. Затем развернула конфету и ловко закинула ее к себе в рот. – Мне, значит, больше конфет достанется. А ты сиди голодный.
Я насмешливо посмотрел на неё, но ничего не ответил.
– Знаешь, у меня аллергия на орехи, – прожевав, с доверительным видом призналась девчонка. – Однажды я покрылась пятнами и стала похожа на божью коровку!
После этого она расхохоталась так, что на нас обернулись проходящие мимо мужчина и женщина.
– У меня тоже аллергия на орехи, – усмехнулся я.
– Вау! – почему–то обрадовалась Аня. – Мы с тобой точно подружимся!
– Это вряд ли, – с ленцой отозвался я, наблюдая за тем, как по струям фонтана скользит свет от фонаря.
– Почему? – удивилась девчонка.
– Не дружу с мартышками, – абсолютно серьезно сообщил ей я и, не сдержавшись, вдруг рассмеялся, заметив, как она сердито наморщила лицо. Уже забыл даже, когда в последний раз меня что–то так сильно смешило.
– Ты вредный, бэ–э, – она вытащила язык и скосила глаза на нос. – Это ты! Фу, некрасивый!
Я запрокинул голову на спинку лавки и снова расхохотался. Заметив это, Аня принялась корчить и другие рожи, а потом уже и сама звонко рассмеялась.
– Вот ты где! – послышался возмущённый голос. – Я же сказала быть возле отеля! А ты куда убежала?
– Мам, я тут дядю Пепельницу смешу! – весело сообщила ей Аня. И, скорчив очередную гримасу, добавила: – вот, смотри! Смешно, да?
Я поднял взгляд на Леру. Она была одета в лёгкий сарафан на бретелях. Темно–каштановые волосы распущены – мягко падали на плачи и грудь. На загорелом лице с узким подбородком ярко выделялись ее глаза, напоминающие сейчас листья мяты.
И вроде ничего в ней нет такого – я видел много девушек красивее ее. С длинными ногами, большими сиськами и задницей, как орех. Но потянуло когда–то почему–то именно к Лере. К веснушчатой, нескладной девчонке, которая сначала говорит, а потом думает.
