Не затягивая разговор, лысый без проволочек проводил меня до дежурного «уазика», отдал распоряжение водителю, и вскоре я был в Аненкове, знакомился с очередной старушкой, пустившей меня в свой дом квартировать. Она оказалась много словоохотливее предыдущей, долго расспрашивала обо мне, о моих родителях, о родственниках. Я без утайки отвечал на ее вопросы. Старушка с интересом слушала. Угощала козьим сыром, свежим молоком с пышными лепешками домашней выпечки. Постелила для меня чистую постель, в которой было тепло и уютно.
За ночь я хорошо отдохнул. Собрался и пошел в колхозную столовую. А там за завтраком познакомился со студентами-математиками. При этом мне было жутко неловко, ведь мы были ровесниками. Вот закончится завтрак, они подхватят ведра и уткнутся в борозду, а я, не сгибая спины, буду за ними наблюдать. Все как-то нелепо и странно, поэтому пытался скрыть свои смятение и робость под маской напускной серьезности. Со стороны все это, наверное, выглядело глупо. Девчонки украдкой косились в мою сторону, перешептывались, посмеивались. Я это замечал и оттого робел пуще прежнего, пуститься в разговоры – еще в более дурацком положении высветиться. Надувал щеки и молча наблюдал за происходящим.
Мне очень хотелось встретить здесь симпатичную приветливую девушку, познакомиться и, может, даже задружиться с ней и забыть про Наташу. Однако в девичей толкучке я, к моему разочарованию, такой не приметил.
Позавтракав, неторопливою гурьбой мы вышли на картофельное поле. К этому дню погода переменилась. По небу поплыли низкие, тяжелые, темные облака. Солнце меж них если и проглядывало, то ненадолго. Дул холодный осенний ветер. На ветру девчонки ежились, торопливо выбирали картошку. Набранные ведра быстро опустошали в телеги и вновь возвращались к борозде.
Я наблюдал за этим рабочим процессом со стороны, никоим образом не включаясь в него, торчал, как столб на осеннем ветру, и со временем стал замечать, что холодок меня пробирает. Мне б подключиться, пошевелиться, потрудиться и в работе согреться, но нет, я важничал, изображая из себя начальника, и к окончанию дня заметно продрог.
Явившись на квартиру, принес с собой озноб и долго в теплой избе не мог согреться. Приметив это, бабка напоила меня горячим молоком с медом, однако это не помогло, к утру у меня поднялась температура. Я почувствовал жуткую слабость и на работу решил не выходить.
С этой дурацкой простудой я провалялся в постели четыре дня. На пятые сутки под вечер вернулся отъехавший куратор и, сказав, что двоим соглядатаям тут делать нечего, сочувствуя моему болезненному состоянию, отпустил меня.
На этом картофельная эпопея той осени была для меня завершена, восстанавливать здоровье и рассеивать грустные думы о Наташе я вернулся домой.
Кутаясь в эти воспоминания, я незаметно, тихо уснул в своей еще не обжитой байконурской обители.
