И добавил:
– Ты, вот что, зайди ко мне вечерком. Расскажу тебе еще кое‑что.
Вечером я был у Коли.
– Проходи. Чай будешь?
– Давай. Только не крепкий. А то боюсь потерять цвет лица, – пошутил я.
– А я только что почифирил, не могу отвыкнуть. Так что тебе вторяков отгоню.
Пока Коля возился на кухне, я осмотрелся. Все чистенько, везде порядок. Вещи не разбросаны. Так сразу и вспомнил фильм Олега Ефремова «Старый Новый год». Там был такой персонаж Евстигнеева, старик Адамыч. Его спрашивали в фильме: «А чего у тебя есть?» Он отвечал: «А что надо, то и есть». – «А чего тебе надо?» – «А то и есть».
Вот и у Коли, похоже, есть все, что надо.
Попив чаю, Коля начал свой рассказ.
– Сразу после войны на зонах начались так называемые сучьи войны. Воров, которые пошли воевать, стали другие воры называть суками. Крови пролилось много. Договориться было бесполезно. Я этого не понимал, может, и сам пошел бы воевать, но не сложилось. Руку повредил. Кликуха у меня была Лебеда, это от замкнутого характера отшельника, а вы – Коля Синий… Где‑то в году сорок седьмом к нам на зону пришла малява… прогон… тьфу, в общем, по‑простому, письмо. Мол, пришел по этапу к нам сука, и надо поставить его на пики. Я тогда уже присматривал за зоной. Сразу подтянул его на базар… ну, пригласил на разговор.
Назовем его Солдат. Он мне и признался, что, да, воевал. До сорок третьего в штрафных ротах. Потом перевели в действующую. Дошел до Берлина. Четыре медали. Одна из них за Отвагу. И один орден. Говорит, все время ходил под пулями. Боялся, но ходил, особо не задумывался. А вот сейчас знает, что мы убьем его, а ему так хочется жить. В общем, пожалел я его… Сказал, чтоб молчал. Не признавался, если спросят. А на волю отправил маляву, что все это туфта… не тот это человек. Прокатило. У Солдата срок был приличный, да и ранения давали знать. Я за ним все время приглядывал. Вроде как мой крестник… Работал, жил мужиком. В 57‑м мне надо откидываться, уже и сменщика назначили.
И тут Солдат приходит ко мне и говорит, что уже не выйти ему на волю. А ты, мол, скоро выходишь. И поэтому расскажет он мне одну историю из фронтовой его жизни.
Рассказ солдата.
Мы вели боевые действия в составе штрафной роты под Сталинградом в феврале 43‑го. Неожиданно нас поднимают по тревоге. Оказывается, ударная немецкая группа при поддержке трех «Пантер» и двух бронетранспортеров пытается прорваться на запад. На нашу территорию. Так называемый неожиданный ход. Мол, никто не ожидает. И это сработало. Они двинулись в сторону Ростова и прошли с боями километров двести, потеряв все «Пантеры». Там они рассредоточились и стали уже двигаться маленькими группами. Погода была плохая, и самолеты не летали. Мы патрулировали шоссе где‑то в ста пятидесяти километрах от Ростова. Тут ротный приказал мне взять двух солдат и обследовать ближайшие деревни, так, на всякий случай. Все считали, что всю немецкую группу уничтожили. Мы прошли на восток километров пятнадцать и ничего не обнаружили. Уже возвращаясь обратно, увидели у брошенной деревни немецкий бронетранспортер. Закончилось топливо. Внутри находился офицер, эсэсовец в чине оберштурмбаннфюрера, и при нем был коричневый кожаный портфель. Гестаповец умер от ран. Один из нас знал немецкий язык (раньше был учителем немецкого языка в школе) и перевел документы эсэсовца. Там были письма родным, фотографии… В общем, личные вещи. И хотели всё уже бросить, как вдруг наше внимание привлекла топографическая карта с пояснениями. Изучив ее, мы поняли, что этот оберштурмбаннфюрер СС, видимо, награбил ценностей и спрятал их где‑то рядом. Времени у нас уже не было, и мы решили портфель со всем его содержимым спрятать здесь, а после войны вернуться и попробовать найти то, что спрятал немец. Названия деревни мы не знали, часть домов сгорели, некоторые были полуразрушены. И тут наше внимание привлекла стоящая на окраине водонапорная башня из красного кирпича с винтовой лестницей. Она была высотой метров 15 с цифрами наверху – 1937. Как она уцелела, непонятно. Внизу железная небольшая пристройка с дверью. Там мы вырыли яму, обложили портфель различными вещами, найденными в бронетранспортере, для сохранения от сырости. А саму карту поместили в офицерский герметичный термос, положили в портфель и закопали. Друг другу пообещали никому не рассказывать. Потом наши пути разошлись. Меня вскоре тяжело ранило, после госпиталя перевели из штрафников в действующую армию. Судьбу тех двух своих товарищей я не знаю. Может, живы, может, нет. Может, выжили и нашли этот клад. Мне не повезло – сразу после войны опять загремел. Может, тебе повезет.
