– Никакой рукописи нет, и никогда не было, – вдруг докатился до Грибоедова и чуть не сшиб с ног рокочущий голос. – И тебя тоже никогда не было, а сейчас и подавно – нет.
Грибоедов узнал его: этот голос диктовал слова романа.
– Ты все врешь! Хочешь меня окончательно унизить! – схватившись за дверной косяк, прокричал Алексей Михайлович в коридор. Грибоедова штормило, ноги подкашивались.
– Не было никакого романа, – погрохатывал, убеждал голос.– Все это розыгрыш, обман другого, смертельно скучающего компилятора. Да и сам ты – всего лишь знак, ничего не значащий символ, который так легко стереть.
– Ты уже достал своим враньем! – Грибоедов ударил кулаком по дверному косяку, хрустнули костяшки пальцев.
– Так ты не веришь?! Тогда посмотри на себя в зеркало.
Грибоедов выпал в коридор и метнулся к прямоугольному зеркалу. Кто-то приземистый, сугробистый, мутный расплывался, рассыпался там. Кто-то исчезал в зеркальном мареве, пропадал, как слова и строчки на белом листе. Под глумливый вой оплывало лицо, затушевывались, размывались очертания тела. У-у-у…
Грибоедов отшатнулся от зеркала, держась за стену, дотащился до шкафчика с инструментами, схватил молоток, страшно отяжелевший.
Алексей Михайлович задыхался, силы оставляли его, – слишком быстро стирали, сливали в пустоту. Он боялся не успеть. Но вот он открыл дверь и, влетев в уборную, взмахнул молотком.
В ту же секунду У яростно заревел и набросился на Грибоедова.
Мужчине было лет пятьдесят с гаком, а выглядел он до крайности не солидно. Не понятно как выглядел: яркая облегающая майка, широченные штаны, замшевые полуботинки на огромной подошве; и венчали всю эту картину коротко, бобриком стриженые волосы, окрашенные в рыжевато-соломенный цвет. Александр был с девушкой. Такая молоденькая и симпатичная, а связалась с этим сатиром, – мысленно недоумевала хозяйка квартиры.
Переступив порог, девушка еле слышно назвала свое имя и, глядя на бледное, жалкое лицо, Елизавета Дмитриевна не стала ее переспрашивать, – пусть обвыкнется. А то уж больно она робкая, забитая, словно ее мешком пыльным оглоушили.
Девушка все молчала, тревожно оглядываясь. Зато Александр говорил без умолку, похохатывал. Кстати, именно его солнышко настояло на этой квартире. Девушка нахмурилась.
– Ах, я проговорился. Ну, извини, сокровище мое! – он, весело подмигнув, обнял девушку за плечи и поцеловал ее в лоб. – Зато теперь я понимаю тебя. Это лучше, чем окраина, спальный район.
«Нет. Они кто угодно, но только не супруги», – подумала Елизавета Дмитриевна и, настороженно глядя на соломенного Александра, спросила, откуда девушка знает о квартире. Девушка вспыхнула, хотела что-то сказать, но зычный Александр ее опередил.
– Ничего особенного… Просто у котика, – он нежно потрепал девушку по затылку, – в этом доме недолго жила знакомая. Котика очаровали обстановка, расположение комнат, виды из окна. И когда мы решили снять жилье, солнышко наткнулось в газете на ваше объявление. И как я уже заметил, мы заехали не зря, определенно не зря, – он поцеловал девушку в щеку.
– Да, расположение комнат здесь прекрасное, – немного успокоилась, оттаяла хозяйка. – Утром солнце в одной комнате, вечером, как видите, в другой.
– Изумительно! – выпятив живот, восклицал Александр, расхаживая по квартире и шныряя по углам маслянистыми глазками. – Просто изумительно!
Вслед за соломенным Александром понурой, молчаливой тенью, плелась девушка, обхватив себя руками и зябко поводя плечами.
