У сердца есть причины - страница 17



– Тебя сейчас должно больше беспокоить твое будущее, а не мой внешний вид, – шиплю в ответ.

Он усмехается. Эта усмешка будто зеркально моего тону – флакон из надменности, превосходства и острых колючек. Он не хочет уступать ни в чем.

– Кажется, Карина Александровна, что это ты слишком много переживаешь за мое будущее…

Он вновь отходит, возвращается к столу, наливает себе еще один бокал виски. Смотрит через комнату, и янтарные глаза режут острием.

– Меня не выкинут из команды. Гаврилин этого не сделает. Но вот друзьями мы с тобой очевидно не станем. Слишком уж ты явно настроена против, – заканчивает с усмешкой.

У меня расширяются глаза от удивления – сколько же в нем самоуверенности и наглости? Я уверена на сто процентов, что Леня вышвырнет его быстрее, чем Дорохов успеет придумать хоть какое-то оправдание своему поведению.

Как только Гаврилин получит подтверждение, что это не слухи, и Дорохов действительно участвует в боях, однозначно выкинет его из команды завтра же. Это потенциальный скандал, а это не очень любят спонсоры, и соответственно Гаврилин. К тому же Дорохов регулярно рискует своим здоровьем и тем самым нарушает контракт. В общем, целый длинный список, почему у Гаврилина есть веские причины расстаться с Ярославом без лишних пиететов.

Хотя… будем честны, этот зазнавшийся выскочка даже не станет придумывать никаких объяснений и наверняка не сделает ни одной попытки оправдаться. Он ведь уже показал и даже сказал – ему все равно, наплевать на происходящее. Может, дело в молодости? Или просто характер у него такой – без тормозов и лишних сожалений.

– Знаешь, люди с высоким самомнением рано или поздно приземляются на землю, – говорю ему.

Стоило промолчать. Не умничать. Не включать училку. Но не могу… так не могу.

Меня триггерит его отношение к жизни, ко всему случившемуся. Меня бесит, что он ворвался в мою жизнь и украл мой покой. Меня выводит из себя, что я ничего не в силах изменить, потому что не могу повлиять на него, поменять его поведение. У меня не получается оставаться равнодушной, когда смотрю на него, когда разговариваю с ним. Не получается. Глупо. Я ведусь на провокации. Сама становлюсь агрессором и провокатором. Единственное, что согревают душу – всему этому вот-вот наступит конец.

– Знаешь, Карина Александровна, – копируя мой ядовитый тон, вторит он, – мне кажется, что тебе дьявольски нравится это мое, как ты там сказала, самомнение.

И улыбка. Мальчишеская, во все тридцать два зуба. Я практически давлюсь воздухом от того, как интенсивно хочу возмутиться и оспорить его глупое предположение.

Но прежде чем я продолжу эту ни к чему хорошему не ведущую перепалку, у меня хватает сил остановиться. Прекратить этот фарс. Чтобы, наконец закончить этот бессмысленный разговор, я разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу прочь.

Я чувствую обжигающий взгляд Дорохова на своей спине и даже заднице. Он впивается в меня иголками, задевая каждую клеточку тела.

Я жду, что он меня остановит. Может, скажет что-то еще, что меня заденет, выведет из себя.

Я не понимаю, совершенно не понимаю, как ему удается так легко выводить меня равновесия. Почему я так остро на него реагирую? Почему вместо того, чтобы отмолчаться, быть и выглядеть равнодушной, я становлюсь активным участником этих нескончаемых баталий?

Почему он такой… невыносимый? И почему я рядом с ним такая… другая?