– Ой. – Испуганный девичий вскрик сменился возмущенным; – А-ах ты – и оборвался; – Ай, ай.
Забыв про девичий стыд, Лиза отмахивалась от жалящих ос. Михаил схватил влажный веник и стал сбивать их на пол. С себя, с девичьего тела. Последнюю осу сбил на лету. Огромные испуганные глаза смотрели на него, в него. Опомнившись, Лиза прикрываясь, обхватила себя руками. Краснее чем после парилки выскочил Михаил с веником в руках из предбанника.
–Ой.
Оса, спрятавшаяся под рубашкой напоследок бжикнула его в живот.
–Ой.
Во дворе царила мертвая тишина, только над лестницей, у закрытой дверцы на чердак злобно гудели осы, потерявшие врага. Полыхнуло пламя над мангалом. Растопленный жир поджег угли.
– Ой, ох.
Покряхтывая, Михаил побрызгал на угли из пластиковой бутылки.
– Живой.
Донеслось из-за забора.
– У-уу. Не знаю. – Простонал Михаил.
– А, осы.
– У- уу, не знаю? Толи всех убил, толи улетели. – Показал он жестом на валяющийся у крыльца веник
Губы, вкус которых попробовала не одна, а как минимум две, три осы начала неметь. Слова смазывались.
– Ого. – Только и смог сказать Алексей. – Красавец!
– Тебе, шмешно.
Из дому вышла Татьяна Сергеевна.
– Мишенька.
Жалостливо оглядела Михаила. Нежно тронула багровеющее место укуса у виска.
– У вас аллергии нет? А то…
– Не знаю. – Пожал плечами Михаил.
– Может в скорую. Раньше кусали?
– Пчелы кусали. Осы не помню.
– И как?
– Никак. Укусит одна и ладно. Пчелы не звери, стаей не нападают.
– Дядя Мися какой ты смесной. Ты на слоника похоз из мультика.
– Грех шмеятча над больными людьми. Это вам ш папой шмешно, а дяде Мише больно.
– Миша все, не приставай, пошли быстро мыться, а то шашлыки без нас съедят.
Шашлык от налета ос не пострадал. Хотя эти твари и всеядные. С одинаковым успехом едят они и варенье, и сало, и тварей себе подобных. Видимо дым от углей отпугнул их от лакомства, а так как по времени осиный налет уложился в гораздо меньшее время, чем вы про него читали, то и сгореть оно не успело. На запах шашлыка подошли и соседи, приглашенные в баню. В беседке за круглым обеденным столом, ровесником хрущевской семилетки было тесно, уютно и весело.
– Слышу, орет; «Беги. Беги». Куда? Зачем? Я к дому, а он в облаке из слез, тьфу, ос. Я сразу понял; Надо бежать, пока не догнали. Маме крикнул; Прячьтесь, а сам на улицу. До озера, как на олимпиаде.
В свою очередь Михаил, перебивая Алексея, рассказывал, как в полумраке чердака толпой набросилась на него полосатая банда и вон что с мордой натворила.
– Зато Лизке селикон не потребуется. – Она на Распутину стала похожа.
Лариса надула, выпятила губы вперед, потянулась к Алексею. Причмокнула, изображая звук поцелуя. – Тебе надо срочно к Михееву. Попросить, что бы боль убрал, а опухоль оставил.
– Ты свои эротические мечты на меня не перепихивай. Не надо мне ни боли, ни опухоли.
– Девочки. – С укором посмотрела на них мать. – Прекратите.
Но Лариска не унималась.
– Интересно и где тебя осы покусали? Ты что тоже на чердаке была?
– Так я в предбанник заскакивал. – Пришел на помощь Михаил.
Лиза покраснела и как за спасательный круг уцепилась за подсказку.
– Я из бани вышла, а она в полотенце сидела. Стала вытираться вот и укусила.
– Ага, и так несколько раз подряд.
– Ладно, сестрички, хватит собачиться. Тебя Лизка надо замуж выдать и Лариска успокоится. Это она тебе завидует, или ты ей?
Алексей налил матери и Татьяне шампанское, остальным по пол рюмки водки.
