– Возможно, возможно, вы правы. Если бы… Если бы я не была у отца после операции! И если бы он не пытался меня предупредить! А я, как и вы, не поверила…
– Предупредить? Он что-то сказал? Ну же, что сказал?
Я придвинулся к Ядвиге и легонько сжал ее плечи. Я так надеялся, что она лжет. Вообще, она была похожа на человека, который обожает сочинять. Существует даже такая болезнь. Болезнь постоянной лжи. Кто-то называет это сочинительством. Ученые-психиатры – мифоманией или патологической ложью… Вот бы она была этим больна!
– Это все правда, Ядвига?
Она аккуратно освободилась из моих нецепких рук.
– Да, все, все правда… Кроме…
Яга опустила глаза.
Вот оно! Наконец-то! Сейчас я выведу ее на чистую воду. Впрочем, вода оказалась вовсе не мутной. К моему сожалению.
– Кроме пирога. Это не я испекла. Я вообще ленюсь готовить. И меня до сих пор мучает совесть. Папе я сказала, что испеку его любимый яблочный пирог, а сама купила в кулинарии. Я всегда так делала. А он с гордостью хвастался всем, какие замечательные пироги я выпекаю. А я… Даже перед его выпиской… Впрочем, я не умею готовить пироги…
Она на секунду замолчала.
– Странно, как-то все странно. Почему-то какая-то мелочь вопьется, как пиявка, в голову. И не дает жить. Мучит, мучит… А ведь наверняка есть гораздо более важные вещи, из-за которых меня должна мучить совесть перед папой. Он даже наверняка бы повеселился, узнав правду о пирогах. Он был с юмором… Но почему-то именно этот… Этот купленный пирог в кулинарии… Перед смертью… И эта маленькая ложь. Которой он так обрадовался…
Я приподнял ее подбородок. Ядвига плакала. И я понимал ее слезы. Я так понимал ее слезы. Потому что сам не раз мучился, когда попросил отца купить очки. И они оказались слишком дорогие. И его простеньким часам не обрадовался. Хотя… Хотя перед отцом был виноват в гораздо более серьезных вещах. А эта мелочь не давала жить… Ведь даже после смерти я так был виноват перед отцом. Когда безжалостно выбросил на помойку его мебель, его личные вещи. Вот на очереди книги… Книги… Их так много… Так много они занимают места… А сейчас так популярен стиль минимализма…
– У вас, наверное, много книг в доме, Ядвига? – вдруг некстати спросил я.
Почему-то этот вопрос мне показался очень важным. Словно от него зависела моя жизнь. Или, во всяком случае, какая-то важная ее часть.
– Книг?
Она удивленно захлопала ресницами и совсем по-детски кулачками вытерла слезы. Но, как ни странно, этот вопрос, такой простой и такой хороший, что ли, ее успокоил.
– Да, очень, очень много.
– А я думал, что человек с фамилией Пичугин не любит книги. Ведь они столько много места занимают.
– А он и не любил. Но я живу в доме отца. Дома Пичугина уже давно нет. Нет, он есть, конечно, но не для меня. Там слишком много места, слишком много пространства, чтобы я там жила. И еще там нет книг.
Я улыбнулся. И подмигнул бледному больничному солнцу.
– А вы помните моего папу? – вдруг спросила она.
* * *
Наверное, наши отцы были похожи. Я не говорю о внешности. Хотя… Я принципиально запоминал в лицо всех пациентов и этим гордился. Все-таки я чуткий врач! И я отлично помнил отца Яги. Он в точности совпадал с тем образом, который рисовался мне, когда она о нем рассказывала. Возможно, подсознательно я даже подозревал, о ком идет речь. Седой, бородатый, в немодных очках с роговой оправой. И голос, который гораздо старше его лет. Как и подобает настоящему профессору.
