– Ох, Молли!.. – сказал я молчаливым стенам. Потом собрал всю храбрость, как будто обнажая тяжелое лезвие, поднял поднос, перехватил его поудобнее и пустился в путь через тихие залы Ивового Леса.
Отворив незапертую дверь плечом, я поставил поднос на стол и подошел к кушетке у камина. В комнате пахло потом. Молли молчала, уронив голову на грудь. Неужели после всего, что случилось, она заснула у огня?
Она сидела на краю кушетки, широко расставив ноги, ее ночная рубашка была задрана до бедер. Руки, сложенные ковшиком, покоились между коленями, и в ладонях лежал самый маленький ребенок из всех, каких мне доводилось видеть. Я зашатался, чуть не упал, а потом рухнул на колени, не сводя с него глаз. Такое маленькое существо, в потеках крови и чего-то похожего на воск. Глаза ребенка были открыты. Я спросил дрожащим голосом:
– Это дитя?
Молли подняла глаза и уставилась на меня с терпением, выработанным за годы: «Любимый мой тупица». Невзирая на изнеможение, она мне улыбнулась. В ее взгляде были триумф и любовь, которой я не заслуживал. Никакого упрека за мои сомнения. Она негромко проговорила:
– Да. Она наше дитя. Наконец-то с нами.
Маленькое существо было темно-красным, от его живота к последу на полу, у ног Молли, вилась бледная пуповина.
Я попытался вдохнуть и закашлялся. Чистейшая радость столкнулась с глубочайшим стыдом. Я сомневался в Молли. Я не заслужил этого чуда. Жизнь меня накажет, я в этом не сомневался. Мой голос звучал по-детски, когда я взмолился, вопреки всему происходящему:
– Она живая?
Молли с безмерной усталостью ответила:
– Да, но она такая крошечная. Вполовину меньше амбарного котенка! Ох, Фитц, как такое может быть? Такая долгая беременность, и такое маленькое дитя! – Она втянула воздух, дрожа и отказываясь лить бесполезные слезы. – Принеси мне таз с теплой водой и мягкие полотенца. И что-нибудь, чтобы перерезать пуповину.
– Я сейчас!
Я все принес ей и поставил у ног. Ребенок все еще лежал в ладонях у матери и смотрел на нее. Молли провела кончиком пальца по ротику девочки, потрогала ее щеку.
– Ты такая спокойная, – сказала она, и ее пальцы передвинулись к груди ребенка. Я увидел, как она их прижимает, нащупывая бившееся там сердце. Молли посмотрела на меня. – Как сердечко у птички, – сказала она.
Малышка чуть завозилась и сделала глубокий вздох. Внезапно она задрожала, и Молли прижала ее к груди. Посмотрела в маленькое личико и сказала:
– Какая же ты маленькая. Мы тебя так долго ждали, мы ждали годы. И вот ты пришла, и я сомневаюсь, что ты продержишься хоть день.
Я хотел ее подбодрить, но знал, что она права. Молли начала дрожать от усталости после родов. И все же она сама перевязала пуповину и перерезала ее. Она наклонилась, чтобы проверить теплую воду, а потом погрузить в нее ребенка. Ее руки нежными движениями смыли кровь. Маленькую головку облепили похожие на пух бледные волосы.
– У нее голубые глаза!
– Все дети рождаются с голубыми глазами. Они изменятся. – Молли подняла малышку и с непринужденной сноровкой, которой я позавидовал, переложила ее из полотенца в мягкое белое одеяльце и завернула в аккуратный сверток, гладкий, как кокон мотылька. Молли посмотрела на меня и покачала головой при виде моего немого изумления. – Возьми ее, пожалуйста. Я должна теперь заняться собой.
– Я могу ее уронить! – Я был в ужасе.
Мрачный взгляд Молли встретился с моим.
