Ей не суждено было прожить долго. София ушла из этого мира в возрасте двух лет, словно злой дух похитил её душу, оставив лишь бездыханное тело. Болезнь, окутанная тайной, словно спустилась из окрестных лесов, скрутила её хрупкое тельце, лишила дыхания.
Детская смертность в те времена, словно ненасытный жнец, хозяйничала на баварских землях, и ни один дом не мог чувствовать себя в безопасности. Каждый рождавшийся ребёнок появлялся на свет с клеймом уязвимости, словно тонкий росток, которому предстояло пробиться сквозь каменистую почву. И мало кому это удавалось. Сыпной тиф, дифтерия, корь, сКлаусатина – названия этих болезней звучали как зловещие заклинания, обрекающие младенцев и детей на мучительную смерть. Не было прививок, не было эффективных лекарств, только молитвы и отвары трав, которые чаще приносили утешение, чем исцеление. Плохая гигиена была повсюду: грязная вода из колодцев, скученность в тесных избах, где зимой собирались и люди, и скот, отсутствие элементарных знаний о микробах и инфекциях. Болезни распространялись как лесной пожар, охватывая целые деревни. Матери с ужасом наблюдали, как их дети угасают на глазах, как их тела покрываются сыпью, как их душит кашель. Они вытирали им пот со лба, шептали молитвы, надеялись на чудо, но чудеса случались редко. Даже если ребёнок выживал после тяжёлой болезни, он оставался слабым и беззащитным перед другими опасностями: голодом, нехваткой тёплой одежды, тяжёлым трудом, который начинался с пяти-шести лет. Многие дети просто не доживали до совершеннолетия, унося с собой нереализованные мечты и несбывшиеся надежды. На кладбищах за околицей деревень детские могилы занимали целые ряды – безликие холмики, покрытые травой и полевыми цветами, печальное напоминание о том, как хрупка и коротка была жизнь в те времена.
Смерть ребёнка стала ещё одним ударом для Цецилии, хотя внешне она перенесла это молча и без слёз. Потеря, безусловно, оставила свой след, но вряд ли кто-то заметил это за её привычной покорностью и смирением. В суровых реалиях жизни на ферме, где каждый день был борьбой за выживание, для долгой скорби просто не было места. Нужно было работать, чтобы выжить, и Цецилия продолжала выполнять свои обязанности, как будто ничего не случилось. Но что творилось в её душе, оставалось тайной.
1910-1914 годы
Земля в те времена была не просто капиталом, она была краеугольным камнем жизни, источником средств к существованию и социального статуса. Вокруг владения землёй всегда плелись интриги, возникали конфликты, решались судьбы. Ферма Хинтеркайфек не была исключением.
В 1885 году, когда решался вопрос о правопреемстве на ферму, документы были оформлены на Цецилию Старшую. Это соответствовало давней традиции, распространённой в баварских крестьянских семьях: земля, как правило, передавалась по наследству по женской линии. Такое правило существовало не из-за феминистских убеждений, а из прагматичных соображений. Считалось, что женщины более привязаны к земле, к домашнему очагу и, следовательно, лучше смогут сохранить целостность хозяйства, не разделяя его между многочисленными наследниками мужского пола.
Однако после замужества Цецилии Старшей в 1886 году её муж Андреас Грубер закономерно стал совладельцем фермы. Это было вполне обычным делом. Муж, вступая в брак, брал на себя обязательства по ведению хозяйства, помощи жене в управлении землёй, а также обеспечению семьи. Взамен он получал право на часть прибыли, право голоса при принятии важных решений, касающихся фермы, и, что немаловажно, определённый социальный статус.
