Вернувшись, Грубер продолжил жить с Викторией, как будто ничего не случилось. Он словно заявлял о своей власти над ней, над семьёй и над всем Хинтеркайфеком. Это была демонстрация безнаказанности, которая вызывала в округе лишь шёпот ужаса и отвращения.
Как Виктория могла жить с человеком, который надругался над ней, с отцом, которого следовало презирать? Как соседи могли терпеть присутствие этого монстра? Ответ крылся в атмосфере страха и молчания, царившей в Хинтеркайфеке.
Возвращение Андреаса Грубера из тюрьмы принесло с собой не только скандал, но и, казалось бы, железную хватку, сковавшую Викторию в тиски. Его запрет на повторный брак стал ещё одним звеном в цепи насилия и подчинения. После смерти Клауса Бриэля у Виктории теоретически была возможность начать новую жизнь, найти себе мужа и вырваться из-под гнёта отца. Но Грубер, вернувшись, словно провозгласил: «Ты принадлежишь мне».
Этот запрет, возможно, не был оформлен юридически, но имел огромную силу, основанную на страхе, зависимости и моральном давлении. Он лишал Викторию свободы выбора, обрекал её на одиночество и полную зависимость от воли отца.
Виктория оказалась в ловушке: общественное осуждение, экономическая зависимость и страх перед Грубером лишили её малейшей возможности сопротивляться. Она была привязана к Хинтеркайфеку, к отцу, к своему прошлому, и эта привязанность, как оказалось, вела к неминуемой гибели.
1910-1913 годы
Всего в пятистах метрах от Хинтеркайфека, от его пропитанных горем полей и мрачных лесов, возвышался дом Курта Вагнера. Кажется, эти пятьсот метров, разделяющие добротный двор Вагнера и усадьбу Груберов, определяли разницу между мирами: миром достатка и благополучия, где кипела жизнь, и миром страха и отчаяния, где она медленно угасала. В одном доме слышался смех детей, звон кузнечного молота и мерный шум работающей мельницы. В другом – лишь скрип половиц, глухие вздохи и молчаливое ожидание чего-то страшного.
Но эти пятьсот метров были обманчивы. Они не могли изолировать Курта Вагнера от того, что происходило в Хинтеркайфеке. Как староста деревни, он был в курсе всех событий, знал о мрачных слухах, окружавших семью Груберов, об инцесте, о странном поведении Андреаса. Он пытался что-то предпринять, обращался к властям, но сталкивался с равнодушием и нежеланием вмешиваться в чужие дела.
Курт Вагнер был действительно заметной фигурой в округе, и не только из-за своего добротного дома, возвышавшегося всего в пятистах метрах от мрачной усадьбы Груберов. Он был из тех людей, которых сейчас назвали бы «влиятельными». Его хозяйство процветало, земля приносила хороший урожай, а добротный дом был наглядным свидетельством достатка и прочного положения в обществе. Вагнер не просто жил, он руководил, задавал тон.
Уважение и авторитет, которыми он пользовался среди соседей, не были пустым звуком. Он был старостой деревни, что в те времена означало гораздо больше, чем просто административную должность. Староста был посредником между крестьянами и властями, разрешал споры, организовывал общие работы, следил за порядком. Курт был своего рода «серым кардиналом», человеком, к которому обращались за советом и помощью.
Его уважали за рассудительность и справедливость. Курт умел слушать и слышать, взвешивать все «за» и «против» и принимать решения, которые казались справедливыми большинству. Конечно, он не был святым, у него были свои интересы и недостатки. Но в целом он был человеком, которому доверяли и чьё мнение имело вес.
