Старуха Грета, чьё лицо испещряли глубокие морщины, словно карта будущих бед, сидела у окна, наблюдая за сгущающимися сумерками, и шептала соседке, крестясь:
– Говорят, в Мюнхене совсем плохо… Хлеба не достать, – прошептала старуха Грета, и её голос дрожал, словно от озноба, хотя в натопленной избе было жарко. Она отвела взгляд от окна, за которым сгущались багровые сумерки, словно не решаясь смотреть в лицо надвигающейся беде.
– А что будет дальше? – испуганно спросила соседка, фрау Шмидт, нервно теребя крестик на груди. В её глазах плескался первобытный страх, словно она чувствовала приближение чего-то ужасного, чего не могла объяснить.
Грета помолчала, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров в печи. – Дальше… – прохрипела она наконец, и её голос звучал зловеще, как карканье вороны. – Дальше будет хуже. Голод – это ещё не самое страшное. Зло… оно уже здесь. Оно прячется в тени, ждёт своего часа. И скоро оно выйдет на охоту. Молитесь, фрау Шмидт. Молитесь, чтобы оно обошло нас стороной. Но боюсь… боюсь, наши молитвы не будут услышаны.
А на самом краю деревни, в полукилометре от Гробена, у самой кромки зловещего Ведьминого леса, стояла ферма Хинтеркайфек. Она выделялась на фоне аккуратных и ухоженных домов Гробена, словно тёмное пятно на светлом фоне. Место, о котором шептались за спиной, место, которое обходили стороной, особенно после захода солнца.
Ферма Хинтеркайфек… о ней ходили дурные слухи, что земля там проклята, что урожай никогда не бывает хорошим, а скот часто умирает без видимых причин. Как поговаривали в Гробене, там обитало не просто зло, а что-то древнее и могущественное, что-то, что лучше не тревожить. Говорили, что в лунные ночи над фермой видят странные огни, а из леса доносятся жуткие вопли. Ферма Хинтеркайфек – это место, где заканчивается свет и начинается тьма.
4 апреля 1922 года – дата, которая навсегда останется выжженной клеймом в памяти Гробена и всей Баварии. В этот день мирный сон деревни был грубо прерван страшной вестью, пронёсшейся по окрестностям словно похоронный звон. Все обитатели фермы Хинтеркайфек, расположенной всего в нескольких километрах от Гробена, но в совершенно ином мире от того, что царил в умиротворённой деревне, были найдены зверски убитыми.
Новости об этом событии, передаваемые шёпотом, обрастали жуткими подробностями, леденящими душу. Сначала не верили, думали – выдумки, страшилки. Но, когда слухи подтвердились, ужас сковал сердца.
Несмотря на то, что в истории Германии случались и гораздо более масштабные преступления, трагедия Хинтеркайфека выделялась своей особой, запредельной мрачностью. Она не просто потрясла общественность, но и коснулась самых потаённых уголков человеческой души.
Убийства, совершенные с немыслимой жестокостью, как будто обнажили самые тёмные, самые дикие стороны человеческой натуры. Тень этого зла нависла над Гробеном, отравляя воздух страхом и недоверием.
Всё – антураж затерянной фермы, окружённой лесом, отрезанной от мира, хронология жутких событий, разворачивавшихся в течение нескольких дней, способ убийства – удары мотыгой, от которых не было спасения, даже судьба тел погибших, оставленных на месте преступления и долго не выдаваемых родственникам – буквально пропитано какой-то гнетущей безысходностью. Словно сама смерть решила сыграть жестокую игру, выставив на всеобщее обозрение свои самые мрачные декорации.
