«Так я и поверил, что ты нашла дурь на помойке, – съязвил он. – Говори уж начистоту, что умудрилась стащить порошок у куратора-раздолбая. Это не натуральный продукт, а синтетика, которая стоит дешевле. И ещё: сбыть чужой товар – большой риск, за такие дела откручивают головы. Поэтому я могу взять лишь за полцены. Уловила? Если не согласна – ищи дураков в другом месте. Может, на полицию нарвёшься, там быстро вычислят, откуда у тебя появился порошок и припаяют лет семь-восемь».
Выбора сутенёр мне не оставил. Если бы я не согласилась – он всё равно забрал бы у меня весь порошок силой. Сломать человека для него – раз плюнуть. В этот же день я развесила порошок, как в аптеке, завернула в бумагу, обмотала скотчем в точности, как у наркодельцов, ещё раз тщательно выверила свою легенду о том, где нашла свёрток. На следующий день, наглотавшись валокордина, отдала пакет сутенёру. К счастью, он не сподличал и сдержал слово. Я получила свои деньги, а через несколько дней стала владелицей этого дома. Сын бабы Лизы уехал навсегда на Дальний восток. Об этой покупке никто, кроме тебя, не знает. Я продолжала проживать в гостинице в одной из подсобок, переоборудованных под жилую комнату.
– Сутенёр не спрашивал, для чего тебе понадобились деньги?
– Спрашивал.
– И что ты ответила?
– Сказала, что деньги нужны на дорогостоящую операцию сыну в Германии. Он поверил.
– Повезло тебе с бандитом, – скривился Рудаков. – Дело могло закончиться совсем иначе, если бы на его месте оказался другой отморозок.
– Да, наверно… – Полина была полностью поглощена своими воспоминаниями и сейчас подходила к самой вершине необычной исповеди.
– А потом у меня обнаружили рак груди, – голос Полины дрогнул, она приостановила повествование, чтобы глотнуть побольше воздуха и сделать небольшую передышку.
Очевидно, этот эпизод жизни был самым тягостным воспоминанием во всей этой истории, потому что Полина впервые хлюпнула носом и утёрла накатившиеся слезы.
– Слова врача о страшной болезни буквально оглушили меня. Они прозвучали, как гром среди ясного неба, стали смертным приговором, отменить который было уже невозможно, – охрипшим голосом произнесла Полина. – Курсы химиотерапии и операцию по удалению груди провели бесплатно, а дальше – реабилитация дорогостоящими препаратами за свой счёт. Лежа в больнице, я прокручивала в голове все варианты, как можно раздобыть денег. Продавать дом мне не хотелось. И я вновь обратилась за помощью к сутенёру.
«Я дам тебе денег, непутёвая. Но взамен ты будешь гасить мою мужскую потребность натурой, когда захочу, – лыбясь, проговорил мне в лицо сутенёр. – А потребность эта горит во мне жарким пламенем круглые сутки». И заржал на всю комнату, как жеребец, точь в точь, как Гюнтер Краузе, – громко так, пронзительно.
«Я согласна», – сказала я. «Только вот устроит ли тебя моё тело без одной груди?»
«Как… без одной груди?» – опешил он. «А что у тебя торчит из-под кофточки? На понт меня берёшь, недотрога?»
И тут я расстегнула кофточку, спустила бюстгальтер с имплантатом, обнажила безобразный шрам. «Смотри, устроит товар?» – бросила я ему в лицо. У сутенёра округлились глаза, он стыдливо отвёл взгляд, тихо произнёс: «Ладно, чего уж там, помогу. Я же человек. Но не безвозмездно». Я вылечилась, а долг пришлось отрабатывать параллельно с основной работой – впряглась в роль «мамки», за свой счёт развозила девиц по точкам. Потом сошлась ближе с главным воротилой сексуслуг. Узнав, где я работала в Германии, он предложил организовать мини-бордель по образу и подобию немецкого «Артемикса». Так я стала администратором московского «Салона досуга», где процветают наркотики. В моём компьютере есть много чего интересного для правоохранительных органов. Правда, я, как радистка Кэт из «Семнадцати мгновений», всю информацию зашифровала. Метод шифровки только в моей голове. Поэтому без меня постороннему человеку вряд ли удастся докопаться до истины.
