Но надо и директора пригласить к себе: куда ему добираться до дома в такую погоду! Пусть переждет у меня.
Этими мыслями я подбадривала себя, потому что сил не осталось, ноги подгибались, и каждая ледяная капля, что падала за шиворот, заставляла вздрагивать. Только бы успеть до того, как начнется настоящий ливень!
Молнии били редко, но сильно: всполохи ослепляли, уши закладывало от раскатов, а дождь все не начинался, и в этом тоже было что-то зловещее.
***
– Вы можете быстрее? – взмолился господин директор, шустро перебирая худыми кривоватыми ногами. Его сухонькое лицо стало красным от напряжения. – В такую грозу лучше оставаться под крышей.
– Переждете у меня! – предложила я, стараясь перекричать ветер.
– Придется!
Наконец, показался дом изобретателя. Провода искрили и гудели, стрелки приборов на окнах крутились, как бешеные. Я живо представила, как господин Анвил, любитель гроз, торчит на крыше, раскинув руки, подставив лицо буре, и демонически хохочет. Такая гроза с «любопытной конвективной неустойчивостью» должна его радовать.
Я же не испытывала никакой радости. В этот момент, наконец, хлынул дождь, мигом промочив и жакет, и платье. В туфлях захлюпало, господин директор издал несколько горестных воплей.
Мы помчались к учительскому коттеджу. Занавески на распахнутом окне тяжело хлопали, как флаги; наверняка через окно налило. Но я не успела посетовать на свою забывчивость, потому что громыхнуло с такой силой, что я поскользнулась и шлепнулась прямо в лужу. Черная вода вперемешку с грязью на миг вспыхнула огненно-лиловым, отражая молнию. В ушах у меня тоненько зазвенело, сердце на миг остановилось.
Молния ударила совсем рядом! Запахло озоном, – в точности, как в лаборатории электромансеров в академии, – и гарью.
Я подняла голову и увидела искаженное лицо господина директора. Он стоял как вкопанный, слегка присев на полусогнутых коленях, прямо посреди лужи, но, кажется, не замечал дискомфорта. Его рот открывался и закрывался, но я не слышала ни звука. Неужто Степпель онемел от страха? Лицо у него было белее снега.
Лишь спустя несколько секунд я поняла, что лишилась слуха. Но он возвращался. Сквозь звон в ушах до меня донеслось:
– Черт побери! Черт меня побери! О, нет! Не может быть!
Степпель повернул ко мне бледное лицо:
– Ваш коттедж! На помощь! Пожар! Горим! – теперь он вопил во все горло. – Эрика! Беда!
Я вскочила, как на пружинах, забрызгав директора грязью. И увидела то, что так его напугало.
Учительский коттедж горел. Пламя карабкалось по стропилам, и вскоре огонь принялся лизать стены. Краска сворачивалась и трещала. Черепица лопалась со звоном, гудели железные листы. Увы, дождь не успел как следует промочить дом и теперь он погибал на глазах с удивительной скоростью, будто сделанный из соломы!
– Молния! Она ударила прямо в крышу! Я видел это своими глазами! Пожар! Горим!
Не думая, что делаю, я ринулась к дому.
Там все мои вещи! И деньги! И недочитанный любовный роман!
Степпель прыгнул мне на спину и удержал. У него оказались сильные жилистые руки, которыми он крепко обхватил меня за талию.
– Куда! Сгоришь заживо! Сейчас приедет пожарная команда!
Откуда-то набежали люди. Далеко не все они успели накинуть дождевики, но у многих в руках были ведра и банки. Однако толку от горожан было мало: они суетились, мешали друг другу и боялись подходить к полыхающему коттеджу.
