– Надо же, а я думал, что ты занят чем-то более важным, уборкой дома, к примеру, или другими полезными делами. Тебе не пристала работа гончара.
– Да, я не гончар, – после небольшого раздумья сказал молодой человек. – Но я хочу научиться обращаться с материалом, из которого можно сделать форму…
– Зачем тебе это? – китаец лукаво сощурился на юношу.
– Я хочу делать человеческие лица.
– Лепить гримасы? Да, это занимательно, – поддел Ну-от-хаби. – Серьезная работа.
По его чуть ироничному тону невозможно было установить, шутит ли он или говорит всерьез.
– Не смейтесь, хозяин! – воскликнул юноша. – Я всю жизнь стремлюсь познать искусство, делающее глину похожей на живых существ.
– Всю жизнь? – переспросил китаец. – А сколько тебе будет в годах? Допустим, семнадцать. Год ты живешь у меня, и прибавь пару лет на то, что ты называешь «всей жизнью». Это будет три. Три года. Для тебя, быть может, это и много. Но всегда найдется кто-то старше и мудрее тебя, который поднимет тебя на смех, если ты скажешь о своих годах. Я занимаюсь ювелирным искусством гораздо дольше, чем ты живешь на свете. Так что ты имеешь в виду, когда говоришь, что шел к этому всю жизнь?
– Это несопоставимо с тем, сколько вы живете на земле. – Ответил юноша, потупив взор.
– Вот, я уже слышу слова мудрого человека, – сказал китаец с одобрением.
– И все же это не три года, а семнадцать! – упрямо произнес молодой человек. – Я действительно не помню перед собой иной цели.
– Никогда не говори опрометчиво, иначе будешь несчастным, – ответил Ну-от-хаби. – Подумай прежде, чем о чем-то сказать.
– Ну-от-хаби, – вдруг спросил Тотмий. – Почему у вас нет учеников?
Китаец хитро взглянул на молодого человека:
– Нет достойных.
– А как стать достойным? – не унимался юноша.
Тот еще более лукаво посмотрел на своего раба:
– Зачем тебе это знать?
– Зачем? – молодой человек замялся, но тут же решительно выпалил. – Я бы хотел учиться у вас.
Китаец с улыбкой на губах замотал головой.
– Но почему? Почему, Ну-от-хаби? – воскликнул юноша. – Я не подхожу? Я недостоин вас, потому что я ваш раб, иноземец? Вы не хотите взять в ученики своего соплеменника, китайца, зачем же вам я и отчего я об этом спрашиваю?! – молодой человек вскочил с места, схватил с круга недоделанный кувшин и зашвырнул его с размаха в таз с глиной, а сам принялся мыть руки в другом тазу, где была вода.
– Нет, – тихо ответил китаец. – Все это не имеет для меня никакого значения.
– Тогда что же? – спросил раздосадованный юноша.
– Ты напрасно уничтожил хорошую работу, – Ну-от-хаби кивнул в сторону глины, валявшейся в тазу.
– Вам не понравилось.
– Всегда верь себе. Даже те, кого ты уважаешь, нарочно или случайно могут высказывать ошибочное мнение, – произнес китаец и глубоко вздохнул.
Потом сказал:
– Знаешь, Тот-мий, каждый наделен своим даром. У кого-то это красота, у кого-то – чудесное зрение. Мой учитель выбрал меня из числа многих, увидев мои иероглифы. В то время я мечтал о ремесле художника. Ни я, ни другие не видели ничего особенного в том, как я выписывал знаки, для меня это не имело значения, я стремился рисовать совсем другое. Но старый ювелир Лок-хинь усмотрел в них особую отточенность линий, вкус, твердую руку и, как он говорил, учуял легкое дуновение зарождающегося дара. Он взял меня и обучил прекрасному делу. Одного из всех. Его сыновья ненавидели меня, их было четверо, но весь дар, данный семье, боги заключили в их отце, не пролив из этого священного кувшина на детей ни единой капли. Так и с тобой. Пойми, я не могу сделать из тебя ювелира. Потому что ты непригоден к этому.
