Угол покоя - страница 38
– У меня вот своя проблема со зрением: могу смотреть только вперед, – сказал я. – Как ты их используешь?
Осторожно, деликатно бородавка высунулась наружу, коснулась верхней дуги его улыбки и вползла обратно. Эл поднялся с ящика и стоял, посмеиваясь и почесывая локоть.
– Профешшору‑то вряд ли такая штука потребуетша. А мне вшё время машины надо чинить. Пробовал жашунуть башку в барабан и шмотреть, что там и как?
Я уловил идею. Когда пространство искривлено, человек с туннельным зрением и негнущейся шеей может упереться взглядом себе в затылок. Не знаю, как четырехфокальные линзы могут подействовать на историка – не исключаю, что затошнит, – но попробовать, может быть, и стоит.
Покажите мне голову, которая не засунута в барабан стиральной машины.
Часть II
Нью-Альмаден
Сюзан Уорд поехала на Запад не с тем, чтобы влиться в новую среду, а с тем, чтобы перетерпеть ее, – не построить что‑либо, а пройти временное испытание и обогатиться опытом. Будущую жизнь в Нью-Альмадене она представляла себе примерно так же, как поездку на поезде через континент: как довольно трудную вылазку из дома. День отдыха в Сан-Франциско у Мэри Прагер, сестры Оливера, она восприняла не как первый день на Западе, а как последний день на Востоке. Дом такого разряда, полный азиатского искусства, с внутренним садиком, где растут пальмы, пампасная трава и экзотические цветы, она не могла себе позволить – пока еще не могла. Мэри Прагер оказалась настоящей красавицей, Конрад Прагер был неимоверно элегантен, и она жалела, что не может познакомить их с Огастой: они подтвердили бы ей приемлемость связей, которыми располагает Оливер. Сундуки Сюзан еще не приехали, и ей пришлось воспользоваться одеждой Мэри Прагер, из‑за чего она в этом странном саду, в этом странном прохладном воздухе почувствовала себя кем‑то еще – возможно, миссис Оливер Уорд, женой молодого горного инженера, который, как только утвердится в своей профессии, сможет тоже обзавестись таким домом и обеспечить ей такую жизнь, лучше всего близ Гилфорда, штат Коннектикут, или Милтона, штат Нью-Йорк.
Переезд в Нью-Альмаден на следующий день ничем не разубедил ее в том, что ее уделом первое время будут тяготы. Было донельзя жарко, за окнами поезда тянулись белые дороги долины, над ними клубилась горячая пыль, ребенок Лиззи, обычно тихий, кричал и никак не успокаивался. В Сан-Хосе их ждал дилижанс с черными кожаными шторами; они были единственными пассажирами. Но ее предвкушение романтической езды в духе Брета Гарта продлилось считаные минуты. Их окутала пыль. Она попросила Оливера задернуть шторы, но они тут же едва не сварились от зноя. Через три минуты попросила его открыть шторы наполовину. Этим они обеспечили себе жару плюс пыль, а пейзажа почти не видели.
Сюзан, однако, уже не нужно было никакого пейзажа, она только хотела поскорей добраться. Встречаясь глазами с Оливером, старалась мужественно улыбаться; когда он недобрым словом поминал погоду, молча опускала глаза на свои потные ладони и делала комическую мину долготерпения. Время от времени, когда дилижанс давал крен и их швыряло на багаж и друг на друга, вскидывала глаза на каменное лицо Лиззи и завидовала ее выдержке.
Двенадцать миль тянулись чудовищно долго. Все попытки разговора сходили на нет. Сидели, страдали. Сюзан не давало покоя жестокое солнце – безжалостное око, прожигавшее завесу пыли. Потом, спустя долгое время – два часа или больше, – она случайно выглянула наружу через полуоткрытые шторы и увидела проплывающий в окне белесый ствол платана, его заостренные листья. Колеса тихо катились по песку. Воздух, показалось, сделался прохладней.