Уголовный закон - страница 52

. С. С. Алексеев, напротив, выделяет внешнюю сторону закона, отождествляет право с документом. «Позитивное право, – отмечает С. С. Алексеев, – выступает как зримая реальность в самом прямом значении: его можно «увидеть глазами» (на столе лежит книжечка, озаглавленная «Уголовный кодекс», в каждой статье которого – норма или какая-то ее часть), можно даже «подержать его в руках» (взять книжечку в руки, полистать ее, найти нужную статью). Словом, перед нами – доступный для наших ощущений наглядный предмет»[113].

Понятие уголовного закона объединяет оба указанных выше подхода, позволяя рассматривать уголовный закон не только как документ либо как нормативный правовой акт, или текст, но прежде всего как существенный культурный объект. «Каждый существенный культурный объект, – отмечает Ю. М. Лотман, – как правило, выступает в двух обличиях: в своей прямой функции, обслуживая определенный круг конкретных общественных потребностей, и в «метафорической», когда признаки его переносятся на широкий круг социальных фактов, моделью которых он становится»[114]. Уголовный закон, как и всякий иной существенный культурный объект, т. е. как источник права, также выступает в двух обличиях – в прямой и в метафорической функции.

В прямой функции уголовный закон выступает в качестве источника права, т. е. как запись речи законодателя. В этом смысле закон является не чем иным, как текстом со всеми вытекающими из этого последствиями. В своей метафорической функции уголовный закон отождествляется с правом как нормой правоведения. В этом случае признаки закона переносятся на широкий круг социальных фактов, моделью которых он является.

Закон не выступает как нормативный правовой акт при определении научной, социальной или художественной позиции коллектива, но он выступает в качестве права в сфере правоведения. Непонимание этого в юриспруденции приводит к попыткам критиковать положения законов с точки зрения критерия истины или ложности. Этот критерий к закону не применим. Закон – это всегда истинные суждения, но не в смысле соответствия сказанного законодателем действительности, а в том смысле, что сказанное в законе сказано именно законодателем.

Быть источником (формой) права для закона значит выступать как текст в той сфере, в которой ему приписывается значение истинности. Значение истинности закону приписывается лишь в одной сфере – в сфере правоведения.

Существование и практическая применимость закона в жизни является эмпирическим свидетельством соответствия действительности предположений о существовании правоведения. Значение «быть правом» – и в этом смысле значение «быть источником норм, определяющих истинное правоведение» – закону не только приписывается в теории. В определенном смысле законы таким источником являются. Закон выступает в функции нормативного правового акта (текста) при определении правовой позиции коллектива, а любой законопроект в этом качестве не выступает. На этом основании не будут выступать в качестве права и в функции закона подзаконные нормативные акты, как бы мы к ним ни относились и какие бы мы на них надежды ни возлагали.

Изменениям подвержены не свойства нормативного правового акта (в нашем случае – закона), а способы обращения с законом. Закон не может лгать. Ложный закон – противоречие в определении. Не существует ложных, т. е. подложных (незаконных) законов. Подложный закон законом не является. Закон может быть лишен правового содержания, но он не может быть незаконным. Законопроект, не вступивший в силу закона, а также закон, отмененный другим законом, представляет собой знак, указывающий на отсутствующий закон.