–Тогда это уголовщина, – сказал Глеб.
– Именно! – с неожиданной для Глеба готовностью подтвердил Горецкий.
– Илья, ты меня извини, но я вряд ли смогу тебе помочь.
– Почему? – спокойно спросил Горецкий.
– Когда к хирургу домой приходит человек со свежей огнестрельной раной и просит частным образом и без огласки извлечь пулю …
– Ты же не хирург. И я без пули, – попытался перевести разговор в шутливую тональность Горецкий.
– Это та же уголовщина! – твёрдо повторил Глеб.
– Уголовщина, – снова подтвердил Горецкий. – Поэтому мы этим делом и занимаемся.
– «Мы» – это кто? – уточнил Глеб и взгляд его стал отстранённо–недоверчивым. – Ваша клиника?
– Я ведь не в клинике, Глеб. Уже давно, – сказал Горецкий. – Я хотя и по специальности вроде бы, но уже совсем по другому ведомству. Которое всякими такими странными историями и занимается.
Тут многоопытный Корнышев продемонстрировал Глебу своё служебное удостоверение. Глеб вчитался в текст, посмотрел на своих гостей озадаченно, и стало ясно, что эффект достигнут.
– Наш пациент напрочь отказывается вспоминать свою прежнюю жизнь, – ковал горячее железо Горецкий. – Я действительно не знаю, вследствие чего это всё. Но есть подозрение, что психотропы.
– Я по этой тематике не работал, – сообщил Глеб.
– Я в курсе, – кивнул Горецкий. – Я к тебе за другим пришёл. Ты ведь у нас дока по восстановительной терапии. Ты мозги вправляешь, как хороший хирург вправляет кости. У тебя есть опыт и есть наглядные результаты твоей работы. Вон она, Женька, – Горецкий показал рукой вслед ушедшей Жене. – Ты из неё человека сделал. Получается у тебя. Есть надежда. Я знаю, что ты мне скажешь. Что надо знать первопричину. Что разбившийся мотоциклист с ушибом головного мозга и мамаша, свихнувшаяся после смерти своего любимого чада – это совершенно разные случаи и курс лечения у каждого будет свой. Но вот привозят к тебе пациента, а у него ни истории болезни нет, ничего – ну на улице его подобрали, допустим. И что – его не будут лечить? Ведь всё равно лечим, Глеб. Всё равно вытаскиваем. Ищем подходы, ищем способы.
Глеб смотрел задумчиво.
– Раз ты меня к своему пациенту не повёз, значит, показывать мне его не собираешься, – высказал он предположение.
Горецкий развел руками – ты же и сам, мол, всё понимаешь, такие условия работы, все под начальством ходим и не нам свои порядки устанавливать.
– Тогда хотя бы на словах, – сказал Глеб. – Симуляция исключена?
– Практически стопроцентно, – кивнул Горецкий.
– Основная версия – психотропы?
– Да.
– Клинические проявления?
– Он абсолютно адекватен, Глеб. Если только не знать, что он не тот человек, за которого себя выдает.
– Он полностью идентифицирует себя с этим вымышленным?
– Да.
– Этот вымышленный хоть каким-то боком соприкасается с ним прежним?
– Нет. Две разные биографии.
– И никаких пересечений?
– Нет.
– Ты хочешь вернуть его в его прежнюю жизнь?
– Да.
– А он сам этого хочет?
– Да! – твёрдо сказал Горецкий.
– Ты уверен?
– Ему в нынешней жизни так плохо, Глеб, что он бы с радостью превратился в себя прежнего. Но он не знает про себя прежнего. А мы пока не знаем, как ему помочь.
– Но его настоящая биография тебе известна, – предположил Глеб.
– Да.
– В подробностях?
– Практически да.
– Можно попробовать, – сказал Глеб. – Моя Женя была совсем плоха. Ничего не помнила. Чистый лист бумаги. Куцая биография новорождённого. Ни событий, ни лиц, ни имён. Но со временем всё восстановилось. Откуда-то всплыло. Значит, всё это не пропало, а где-то хранилось. Ей надо было помочь. Заставить вспомнить.
