Большинство попадало сюда одиночками, прямиком из темного переулка, где блестящие лезвия затачивают прямо о желтый лунный диск. В неблагополучных кварталах или престижных районах он – единственная железяка, ржавления которой не допускает убийца. Ежедневно по этой повестке прибывали тысячи новых жителей. Чуть реже – по приглашению ружья.
Иным же везло больше (если, конечно, так можно выразиться). Они поселялись на новом месте со своей семьей или в компании близких друзей. Въезжали в новые дома без шуток и смеха, пребывая в, казалось бы, беспричинной грусти и легкой задумчивости. Все страхи и воспоминания о прошедшем, в том числе и о причинах их переезда, стирались. Оставалась лишь хрупкая привязанность друг к другу и ощущение родства. Хотя со временем они перетирались, как обветшалые веревки об острые камни.
Новые поселенцы прибывали издалека, из-за темных вод, граница которых пролегала вдоль всей территории Улицы. Когда-то один день в неделю их перевозил паром. Большой и крепкий, созданный из сонного дерева. Сегодня же это делают большие суда, дважды в день. Люди стояли на палубе большой толпой и вдыхали сладкий туман, поднимающийся с воды и окутывающий непроглядной завесой прежние воспоминания и привычки. Они плыли, подняв вверх голову. Никогда прежде они не видели таких ярких звезд и тех трех лун, что бледными яблоками нависли над огнями незнакомой земли, которая станет им новым домом.
Панчо Домингез рассказывал об этом, пока Паккард, кашляя мотором, вывозил их из города. Хорошая машина, но возраст давал о себе знать. Панчо не замечал недостатков. Он считал, что машина, что называется, с характером. Как и он сам. К ней нужен особый подход и любовь – они смазывают детальки лучше всякого масла.
За городской чертой Домингез сбавил скорость. Теперь гнать не было необходимости. Их вряд ли видели, а если и заметили, то не могли так быстро организовать погоню. На дороге лучше не вызывать подозрений и вести машину аккуратно. Паккард был того же мнения. После того, как водитель перестал выжимать из него все соки, мотор благозвучно и монотонно заурчал.
Кабину продувал холодный ветер, принесший из-за гор курчавые вихри первого снега. Как только он начал осыпаться на землю, все, кто населял эти края, поняли, он здесь надолго. С этого дня взяла свое начало очередная долгая зима. Бенджи подышал в кулак и растер ладони. После того, как карнавальный дурман полностью выветрился, чувство холода вернулось. Тело колотило так, что он не мог унять дрожь. От печи Паккарда толку не было. Все нагоняемое тепло тут же высасывали многочисленные щели в салоне.
Панчо посмотрел на Бенджи и подумал, что должно быть для первого раза информации достаточно.
– Короче говоря, ты покойник, друг мой, – проскрипел он.
Реакции не последовало.
– Поздравляю. Ты мертвецки мертв. Разве тебя это не удивляет?
– Если я мертвецки мертв, то почему же мне так холодно? – ответил Бенджи. Выглядел он действительно жалко. Панчо Домингез посмотрел на его тонкий для этого времени года костюм, снял с головы кепку и протянул попутчику. Бенджи потупился.
– Надевай. Мне не холодно, а на тебя страшно смотреть.
Бенджи послушался. Шерстяная кепка с вытянутым козырьком была на два размера больше. Но даже так, нагретая шерсть мгновенно передала тепло сначала голове Бенджи, а затем по цепочками нейронов и остальному телу.
