Уличный классик, или Записки на коленке. Нон-фикшен 88% - страница 11

В завершении разговора Ману признался ему: «Brueder, ich werde fuer dich kaempfen, wenn das man braucht», – смысл слов означал: «брат, я пойду в бой за тебя, если это вдруг понадобится».

Но суть не в том, что парни изменили своё намерение из-за сложившихся обстоятельств. Позже он попытался понять смысл их идеологии, что именно заставляет этих молодых людей выступать против иностранцев, неважно кто они по происхождению. Массовое заселение Европы иностранцами-чужаками? Демографический дисбаланс между коренным населением и приезжими, сказывающийся на уровне жизни в целом? Вызывающее поведение ауслэндеров? Вполне, вполне вероятно.

В то же время нельзя забывать и о том, что в отдельных австрийских слоях общества еще живы и актуальны идеи «незабвенного» Адольфа Алоизовича, бывшего, кстати, родом из австрийского городка Бранау (где нашему герою тоже довелось побывать).

На эту проблему он имел своё мнение, которое для иной точки зрения будет спорным и даже полностью противоположным: в Европе издавна сформировалась база для внутреннего экстремизма, который в средних веках проявлялся в гонениях на евреев-ашкенази, а в нынешние времена вызван неконтролируемой миграцией из азиатских, восточноевропейских и африканских стран. Фашизм, нацизм имеет множество обоснований и он свойствен не только европейцам, он свойствен – человеку, придающему геройский пафос своей ненависти, своей исключительной борьбе – за «правое дело». Но любой человек, идущий на поводу у этой идеологии способен вырваться из её порочного круга, не доводя дела до взаимного кровопролития, а в случае с тем же «Норвежским мясником» до «осатанелого зверства», массового расстрела невинных.

После этого они еще виделись с Ману, затем их пути разошлись. Неизвестно, как у Ману сложилось с боксом, но вряд ли, – полагал он, – он отказался от своих взглядов. Жизнь показывает, что экстремизм, как явление, связанное не только и не столько с нашим миром, втягивает в свою воронку наиболее пассионарные силы общества, используя их потенциал в исключительно разрушительных целях.

Сегодня, когда в Европу устремились бушующие потоки мигрантских масс, – размышлял он, – этот случай вспоминается им со смешанными чувствами. Предвидели ли молодые люди и им подобные такой поворот событий, опасались ли тогда того, что происходит сейчас или просто они выражали свои крайние взгляды? Какой смысл было гадать. Единственно, с чем не поспоришь, это то, что новая эмигрантская волна вызовет ещё более внушительные протесты и уже не только нациоаналистических слоёв Европы, но и обычных бюргеров, процветанию и спокойной жизни которых настаёт реальная угроза.

Сестра Марисоль Анна Инфанта была одной из двух женщин-тореро в современной Испании. Марисоль с неохотой рассказывала об Анне и ее профессии, то ли, чтобы не будить во мне интерес к ее персоне, то ли просто не хотела лишний раз думать о ее рискованном занятии. Она рассказывала, что ее сестра довольно странная особа, как впрочем, и большинство тореро, успевших почувствовать запах крови на Пласа де Торос.

Я был знаком с парой-тройкой тореро, посещавших заведение, где я присматривал за порядком. Одного я помню хорошо, двух других не очень, они приходили всего несколько раз и мы не успели толком пообщаться с ними. Но правда, поведение одного из них казалось немного странным; в его стеклянных, то ли от коки, то ли от переутомления, глазах сквозила обреченность. В его неспешной походке было что-то от движений тореро во время его передвижений по арене. Рядом с ним был всегда его товарищ, – «uno de cuadrilla»