– Так это не мои стихи!
– Стихи там, или не стихи! А может и хокки- мокки какие! Всё равно тебе честь завода защищать. И помни. Победить надо Ульяновский молочный! Остальным можешь проиграть, не важно.
– Почему молочный?
– У меня там сват в директорах. Ему нос утрём, а остальным как получится.
Неделя на тренировки ушла. Благо поэтов в городе, как… Короче много. Нашлись знакомые. Я даже пытался выставить тут одного вместо себя. Оказалось, его весь город знает. Никто не поверит, что он с нашего моторного, он вообще нигде и никогда не работал. Так что пришлось самому.
Вот сижу, бои слушаю. Мой-то под пятым номером. Сейчас вот Хлебторг с Патронным дерутся. Патронный конечно убойно строчит, но Хлебторг держится пока. Мне в пятом-то с «Аханом» драться. А в «Ахане», я вам скажу, поэтов тьма, я на их отборочном туре присутствовал. Продавцы там грузчиков и охранников за пояс заткнули, мастера. Потом среди продавцов выбрали самую горластую, с шестой кассы она, говорят. Я-то сам её пока не видел, берегут её, от сглаза наверное. Всё по делу. А у нас? Никаких отборочных! Гудошников, давай! Гудошников, вперед! Гудошников, Россия, Россия! Или нет? Пожалуй так кричать не будут. «Ахан» -то хоть и французский, а продавцы-то наши…
Объявили значит. Правила там такие. Надо наехать на соперника стихотворным слогом. Ему даётся право подумать пару минут и дать ответ. Жюри, а там сегодня кого только нет, все поэтически настроенные люди из руководства областного, голосуют пальцами. Один палец покажут- плохо. Пять- отлично. Всё просто, как два пальца.. А, два пальца, это двойка.
Выхожу. Арбитр спрашивает:
– Живот или спина?
Ну как в футболе, орёл или решка. Надо выбрать, кто первый нападает. Только у нас вместо монеты, плюшевая обезьянка. Арбитр её в воздух швыряет и все смотрят, на что она упадёт. С монеткой-то смухлевать можно, а с обезьянкой нет, не выйдет. В общем, на спину упала обезьянка. Значит «Ахан» начинает.
Ну эта мадам, с шестой кассы, я вам скажу. Вышла такая, приличная вся, в форменной курточке. А потом начала мне козу показывать, брови морщить. Только рубашку на себе не порвала. По команде арбитра, как заорёт на весь дворец:
– Что пыхтит, звенит, орёт?
И не едет, не идёт!
Коромыслом дым стоит,
Пробка собралась, гудит.
Тарантас с пути убрали,
Зрители подняли ор,
Задом наперёд собрали
Ему пламенный мотор.
Ну разгневала она меня конкретно. Где это видано, чтоб мы мотор задом наперёд собрали? Нормально там всё собрано! А если что дымит и пыхтит, так это к обслуживающему персоналу. Нечего всякой ерундой машину заправлять. Короче, зацепила она меня. И я тоже заорал на весь дворец:
– Магазин ваш хоть французским,
Хоть бельгийским назови,
Пахнет всюду духом русским,
И снаружи и внутри.
Не пройти ряды свободным,
Всюду камеры стоят,
Лучше умереть голодным,
Чем от сглаза, через взгляд.
Кассирша мне две козы уже в лицо тычет. Чувствую, сейчас грудь в ход пойдёт, я посторонился.
Судьи долго совещались. Потом, кассирше все судьи показали по четыре пальца. Двадцать очков набрала.
Я затаил дыхание. На кону тринадцатая зарплата и хорошее настроение на новый год. Судьи и мне по четыре пальца показали. Ничья стало быть. Арбитр объявил батл- перебатл. Тут один из судей встает и заявляет.
– Я, – говорит, – пять пальцев моторному показал. Моторный выиграл.
– Как пять? – говорит арбитр, – я видел только четыре!
