Он снова сделал так, что я летела в бездну. Одним лишь предложением сделал!
Я перестала разматывать шарф.
И прямо в куртке села за стол. Лицо пылало.
И от жары.
И от Тутанкова.
– Чего это он? Нервишки не контролирует? Из-за одного какого-то жёлтого журнала. Я чуть не поседел. И кофе вон остыл. Пить невозможно. – прокомментировал ситуацию после продолжительной паузы Роман Юрьевич.
– Вы серьёзно не поняли ничего? – Оля посмотрела на нас, как на идиотов.
– Любань, ты поняла, что именно мы не поняли? – переспросил Роман Юрьевич.
Я пожала плечами. И опустила глаза. Мне не хотелось говорить.
– Люб, ты прикалываешься сейчас? Ты вчера расхерачила кочергой к чёртовой матери хрустальное самолюбие Тутанкова!
– Тем, что журналы сожгла? – промямлила я.
– В смысле, сожгла? – распахнула голубые глаза Оля.
– Ну я вчера весь тираж сожгла. Кроме одного этого журнала. И видео ему отправила. Под песню Рамштайна.
Роман Юрьевич прыснул со смеху. Оля – нет.
– Люююб, ты нормальный человек? – она была взвинчена от новостей.
– Не знаю. – пожала плечами я.
– Ой, святая простота…Он себе специально этот журнал замылил, чтобы ты к нему пришла за ним. С продолжением. А ты не догадалась! Он хочет тебя, дурында! Это сейчас уже открытым текстом было. Он взглядом своим мне чуть кабинет не спалил. К ебени матери! – Оля закатила глаза, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, забыв даже, что маникюр.
Роман Юрьевич расхохотался пуще прежнего.
– Чего ты ржешь, Ром? – строго спросила она.
– Картинку представил. Тутанхамоныч наш с журналом под мышкой и полотенцем на бёдрах весь вечер сидит у окошка и ждет, когда же Любаня к нему этот чертов журнал забирать примчится. А Любаня вместо этого видосики ему пилит с казней журнала. Его стопудово так ещё никто не прокатывал!!
Роман Юрьевич даже немного плакал со смеху. Оля покачала головой и тоже улыбнулась. А я засунула журнал в сумку и закрыла лицо руками.
– Ты этот тоже сжигать поедешь? – чуть успокоившись, спросил Юрьевич.
– Нет. Себе оставлю. На память.
– В рамку повесь…
Не успел он договорить, как у Оли зазвонил телефон. Она спохватилась. И взяла трубку. Я слышала только отрывки разговора.
– Люба? Люба здесь. А что случилось? Ну давай.
– Кто там?
– Надька из отдела кадров. Спрашивала про тебя. Сейчас спустится.
– Уволит…Это уже понятно. Куртку можно не снимать. – я постучала пальцами по столу.
– По статье "не дала"… – хмыкнул Роман.
Я видела, как к кабинету идёт Надя с какими-то бумагами.
– Люб, ты чего в куртке-то сидишь? – улыбнулась она.
– Все равно уходить…– пожала плечами я.
– Куда?
– Ты ко мне заявление на увольнение пришла подписать? – я посмотрела на Надю снизу вверх.
– С чего ты взяла? Наоборот. Сказать, что ты во вторник в командировку летишь. В Стамбул. С Тутанковым.
У Оли расширились глаза.
– Стоп, Надь! Он тебе про эту командировку когда сказал? Вчера? – спросила она
– Вчера сказал. И сегодня напомнил. – кивнула Надя.
– Во сколько?
– Что – во сколько?
– Во сколько напомнил?
– Да только сейчас. Заглянул к нам в кабинет и сказал: не забудь, Линдеман со мной летит. Забудешь тут! Иду вот у Аверьяновича командировку Любке подписывать. Он же её непосредственный руководитель.
– Подожди, Надь! Ничего не ходи подписывать. – строго сказала Оля.
