– Тутанков просто глумится. – вздохнула я.
– Ты зацепила его, дура. Он смотрит на тебя и огнём горит. Но Люба с таким мужчиной скорее и правда сгоришь. Поговори теперь ты с Аверьянычем. Ну или на крайняк, возьми больничный. Правда, это ненадолго поможет.
– Спасибо, Оль. – я обняла её.
Я пришла в наш кабинет. Никого не было. Взяла из принтера чистый листок и написала заявление на увольнение. Одним днём. Без отработки.
Прижала его к груди.
И пошла к Аверьяновичу.
Слышала, что он уже покурил. Вернулся. И открывал дверь ключом.
Мне кажется, увидев меня с бумажкой, он сразу всё понял.
Мы зашли молча в его кабинет, и я положила заявление на стол. Села напротив.
Он внимательно смотрел на бумажку.
Потом на меня.
Потом вновь на бумажку.
– Я не буду это подписывать. – строго сказал он.
Я сглотнула и опустила глаза.
– И не из-за Тутанкова. А потому что ты, Линдеман, талантливая девка. И сидишь на своём месте.
Он эмоционально разорвал заявление и выкинул его в ведро.
Я молча взяла другой листок. И написала повторно. Снова положила перед ним.
– Да чтоб тебя! Упертая, как баран.
– Кирилл Аверьянович, если не заявление, то увольте меня тогда за прогул. Я не приду в понедельник.
У меня по щекам потекли слезы.
Он тяжело вздохнул. И размашисто поставил свою подпись.
– Я надеюсь, что ты передумаешь. Люба. Никто не хочет, чтобы ты уходила.
– Спасибо. – тихо ответила я и вышла из кабинета.
В какой-то прострации.
И на автопилоте подошла к окну, чтобы ровно поставить стойку с прайсами. Кто-то засунул их в лоток небрежно.
Услышала сзади шаги.
Спиной почувствовала, что ОН.
Не оборачивалась.
Видела только краем глаза, как вышел, ни с кем не попрощавшись и на меня не взглянув. В одной лишь рубашке. С закатанными рукавами. В ноябрь и снег с дождём.
Сел в машину.
На пассажирское. За ним его свита с пальто.
Я развернулась и пошла относить Наде заявление.
– Линдеман, ты понимаешь, что этим, – Надя потрясла моё заявление в руках. – Ты проблему не решишь. Аверьянович получит за то, что подписал. Мне звездюлина прилетит. А Тутанкова это ещё больше раззадорит!
– Не раззадорит. Что вы его все так боитесь?! – всплеснула руками я.
– Люба!
– Надь, спасибо тебе. Но я не передумаю.
Я спустилась к нам в кабинет. Было время обеденного чая. Роман Юрьевич шутки шутил, как обычно.
– О, Любка! Ты слышала свежий прикол? – начал он.
– Подожди, Ромыч. – остановила его Оля. – Люб, ну что, поговорила?
– Я заявление написала…
– Какое ещё заявление? – чуть не шепотом спросила Оля.
– На увольнение.
– Да ты с ума сошла! Куда ты собралась, Люб! Мы все против!
– Оль! Я приняла решение. Точка.
Остаток дня прошел молча. Молча я собрала свои вещи. Было грустно. И уходила, дождавшись, когда уйдут все. Чтобы избежать всех этих прощаний.
Всю дорогу домой я думала о том, что надо бы уже подумать о том, как сказать родителям. Что я больше не работаю в автосалоне. Но я так и не подумала ни секунды об этом. Ладно. Скажу как-нибудь потом…
Зайдя в квартиру, я повесила куртку в шкаф и прошла в свою комнату. Устало упала на кровать.
Закрыла глаза. И его вижу…Снова.
Взгляд этот.
Горящий огнём.
Знаю, что нельзя к нему. Только почему тогда сердце говорит, что можно?
Ты влюбилась, Люба?
Я свернулась клубком и уткнулась носом в подушку.
Было ощущение, что всю мою грудную клетку стягивает куда-то в середину. К сердцу. Такое сильное и явное было это ощущение!
Я влюбилась....
