Неужели Рейнард гей? В голове не укладывается. Хотя... Теперь всё встаёт на свои места: его одиночество, некая непонятость и нераскрытость. Видимо, семья Рея не поддержала отношений сына с другим парнем. Иначе почему Ион удивился, узнав, что его друг в России? С каким же облегчением эти двое признались друг другу в чувствах! Даже немного завидно. И радостно за них обоих.
Правда, радовалась я недолго. Не успела уснуть, как начался кошмар. Ничего удивительного, я ждала кризиса, но это не сделало его более желанным.
Ночью Рею стало хуже. Он взвыл. И хотя у нас был отдельный номер, за стенкой спали люди.
– Не могу больше... Ы-ы-ы... – Рей маялся, подтянув к себе колени и отчаянно их царапая. – Хочу умереть... Не могу...
– Рей, послушай меня: ты справишься, ты победишь болезнь.
– Нет... – на его бледном, будто обескровленном, лице блестели слёзы и скатывались на тощую гостиничную подушку. – Она победила. Она уже победила...
– А знаешь что? Сдайся. Не борись.
– Не надо. Замолчи! Замолчи... – Рей закрыл опухшие глаза.
– Рей, ты молодец, ты хорошо держишься, – я погладила его по голове. – Сегодня отдохни, побудь слабым, не борись – я поборюсь за тебя. Предоставь это мне.
– Как? – он раненым ужом извивался на постели, не зная, куда себя деть.
– Вот так, – мои пальцы надавили ему на кожу головы и чуть сжали. – Приятно?
– Да. Очень... – Рей вдруг замер.
– Сосредоточься на приятных ощущениях.
– Угу...
В следующие полтора часа я промассажировала ему всё тело. Особенно Рею понравился массаж головы, шеи, рук и ступней.
– Хочешь русскую считалочку для пальцев? – предложила.
– Сам хотел попросить тебя рассказать что-нибудь на русском, – не открывая глаз, улыбнулся Рей. До этого весь наш диалог был на английском.
– Хорошо, тогда слушай, – кивнула я и приступила к разминанию его пальцев: – Этот пальчик, он большой, он с широкою душой! Этот – указательный, умный и внимательный. Этот пальчик средний, выше, чем соседний. Этот – безымянный, он немножко странный. Этот пальчик маленький, смелый да удаленький.
Только я закончила с первой кистью, как мне тут же сунули вторую с просьбой:
– Можно ещё раз... – и он довольно чётко произнёс по-русски: – Счи-та-ло-чку?
И я повторила. А затем по второму кругу.
***
Кажется, в нашу первую совместную ночь я не спала вовсе. Рейнард уснул, уткнувшись лбом мне в плечо, а я массировала ему голову каждый раз, когда он начинал ворочаться и стонать.
Рука у меня ныла от усталости, но я старалась игнорировать ощущения. У меня нет права быть слабой. Вот, вылечу Рейнарда, тогда и устрою себе целый месяц отпуска и ничегонеделания. Отъемся, как обычно, посмотрю все новинки кино. А пока – пахота и моральная стойкость.
Во всей этой мрачной реальности радовало одно: утром мой подопечный проснулся.
– Пить... – попросил он, и для меня это был обнадёживающий сигнал: значит, его организм борется за жизнь и заявляет о своих потребностях.
– Сейчас! – я бодро соскочила с широкой гостиничной кровати и как была, в халате, вылетела в коридор к кулеру.
Выглядел Рей измученным и невыспавшимся, глаза покраснели, веки опухли, на искусанные в кровь губы и вовсе было больно смотреть. Сейчас даже ярая фанатка не признала бы в нём знаменитого Рейнарда Беллса.
– Как ты? – спросила я, уже зная ответ.
– Готов умолять, чтобы ты вколола мне обезболивающее.
– У меня есть ибупрофен.
– Он мне уже не помогает...
