Умножение скорби - страница 8
Все произошло совершенно случайно: мы были приглашены в гости к одному из коллег мужа и уже собирались выйти из дома, когда раздался звонок, и в результате недолгих переговоров Малышев объявил, что планы резко изменились, и мы едем на новоселье к каким-то знакомым его приятеля. Я, конечно, сказала, что это безумие – отправляться в гости к совершенно чужим людям, но Олег заявил, что не допустит такой вопиющей несправедливости, чтобы его молодая и красивая жена коротала дома субботний вечер, потому что «очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь». И что слой «выездных» довольно тонок, поэтому все раньше или позже становятся знакомыми знакомых, и, что, в конце концов, это его работа – находить контакт с незнакомыми людьми, и, вообще, он не может отказать себе в удовольствии нанести визит в дом окнами на МИД. Тут я, вопреки здравому смыслу, сдалась, и мы все-таки поехали. Теперь мне кажется, что именно в тот вечер легкое дуновение нашего безрассудства посеяло бурю, разметавшую потом всю нашу жизнь.
Дом, в который мы направлялись, действительно находился в непосредственной близости от Смоленской площади, но заветную высотку из окон видно не было – был виден Бородинский мост, что, на мой взгляд, не умаляло достоинств новой квартиры. Дверь нам открыл высокий симпатичный молодой человек совершенно импортного вида в немыслимо модных очках: «Борис, хозяин этого жилища!». Какая-то тень пробежала по лицу Малышева, мне показалось, что сейчас он скажет: «Извините, мы ошиблись адресом», но тут в прихожую выглянула … Киска! Все, назад дороги не было. Малышев засиял самой обворожительной из своих улыбок: «Какая приятная неожиданность! Мы, оказывается, с детства знакомы с вашей женой! Как тесен мир!». Только полчаса назад он уверял меня, что слой тонок, а теперь ему, оказывается, уже мир тесен, однако выбора у меня не было – надо было поддержать Олега, и, что называется, с распростертыми объятиями: «Лариса, вот это встреча!» я устремилась к домашнему очагу Киски.
Очаг, безусловно, производил впечатление: и сама квартира, и ее обстановка. Дом был новый, с непривычной по тем временам планировкой: квартира однокомнатная, но довольно просторная, с нишей для имитации спальни и большой кухней, пространство которой очень рационально заполняла встроенная мебель. В комнате блистала девственной полировкой и приятно пахла новенькая, абсолютно дефицитная «стенка», а в нише раскинулся необъятный диван с манящей бархатистой обивкой. Приглушенный мягкий свет, сервис-бой со всевозможными напитками, звон хрусталя в руках молодых, приятных, как говорится, «во всех отношениях» гостей, хорошая музыка – нечто подобное я могла видеть только в кино, так что выразить свое искреннее восхищение Ларисе мне труда не составило.
Но, видимо, чего-то не доставало в моих словах, или тон мой Киску не устроил, поэтому с предложением помыть руки она завела меня в ванную. Замурованная наглухо в сверкающий кафель ванна, красивой формы раковина и хромированная сталь смесителя – все это великолепие должно было сразить меня наповал, особенно по сравнению с родительским санитарным блоком в бывшем амбаре-гараже, но я устояла! И вообще, у меня же Малышев! Все остальное не имело значения…
Мы с Ларисой обменялись новостями из Энска, одарили друг друга парой светских комплиментов – ну еще бы, теперь мы обе замужние дамы, и вернулись к гостям. И тут я почувствовала, что атмосфера в гостиной как-то изменилась – приобрела оттенок легкой напряженности. По тому, каким тоном Борис предложил налить мне шампанского, я поняла, что Олег в своем стремлении к шлифовке профессионального мастерства переусердствовал – как говорят актеры, перетянул одеяло на себя. Подойдя к мужу, я тихонько прошептала ему на ухо: «Это не твой дом и не твой праздник, и Киска – не твоя жена!» Он усмехнулся: «Детка, ты никак ревнуешь? Брось!», как-то ловко свернул разговор, и мы пошли танцевать.