–Тогда пусть лучше пострадаю я,– угрюмо произнес Ирвин. – По крайней мере, доктор будет выполнять свой долг, я же нужен для предстоящего дела гораздо меньше.
–Честно говоря, мне все равно,– медленно, глядя прямо в глаза, сквозь зубы процедил офицер, а Ирвин, инстинктивно защищаясь от беспощадных слов, старался разглядеть выдавленную эмблему на пуговицах форменной офицерской рубашки, мучительно придумывая выход. – Я успокоюсь, если одного из вас не станет. Вот и решайте. И скажите спасибо, что оставляю хотя бы одного. Впрочем, спасибо скажет оставшийся,– поправился он.
Наступило тягостное молчание.
–К-как вы будете… ЭТО делать?– выдавил, наконец, из себя Ирвин.
– Лично я не буду делать ничего. Просто закрою вас в этом кабинете, а выйти должен будет один. И если выйдет доктор, это еще ничего не значит!
–Но это… это аморально!
Офицер в ответ только криво улыбнулся.
– Я дам вам пистолет. А вы там уже сами выберете....
Шум в кабинете прервал его речь.
–Окно! Он может убежать в окно!– закричал офицер, распахивая дверь.
Стеклянный шприц хрустнул у него под ногой. Доктор сидел в глубоком, потертом кожаном кресле, голова его склонилась набок. Из иглы, торчащей из локтевой вены, на белый халат капали красные капли. Лицо посинело, правая вытянутая нога подрагивала.
–Он слышал наш разговор?– не то спросил, не то резюмировал офицер.
Через окно вливались ароматы сада. Лучи солнца отражались от цветов, ярко-красных, как капли крови. Слышались безразличные трели птиц и равнодушный шум фонтана, сонное гудение большой зеленой мясной мухи.
Ирвин молчал.
НЕЗНАКОМКА
-О ты, которую напрасно призывали
Мольбы моей души – сюда, на остров мой,
Увитый белою змеящейся каймой,
Появишься ли ты из бледно-серой дали?
/Э. Верхарн /
Топот ног на крыльце, костяной треск бамбуковых занавесок и вот он, Поль, проваливаясь в болото толстого ковра, ввалился в благодатную прохладу гостиной.
–Это ты!– озабоченное лицо Гэмфри показалось из спальни.– А я собираюсь в Ковчег. Теперь почти постоянно буду там. Вот, ищу запасные тапочки. А ты пока посмотри, как переливаются на свету перламутровые раковины, вделанные в стенки камина. Какие удивительные краски! Мастер закончил только вчера. А старинная лампа на камине! Я верю, что она досталась мне от Аладдина. Между прочим, эта лампа не бутафория. Она заправлена обычным керосином. И спички рядом. А кресло…! Что с тобой? Тебя тоже посадили на казарменное положение?
Последние слова Гэмфри произнес уже в гостиной, появившись в ней с чемоданчиком в руках.
–Нет,– уныло ответил Поль, – мне дают всего по одному заданию в день. Боюсь даже, что вскоре окажусь не нужен. Наверное, Рэд не верит в мои деловые качества?
Ему вдруг стало неловко оттого, что он отрывает от дела человека по совершенно, как казалось теперь, пустяковому поводу.
–Садись, садись,– ласково потянул его Гэмфри за рукав к креслу. – Ты расстроен не только этим, я вижу. Но можешь не говорить! Сейчас я поставлю кофе.
Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь цветные стеклянные витражи, легкомысленными пятнами ложились на ковер.
–Можешь переезжать ко мне,– появляясь с двумя дымящимися чашечками, продолжал Гэмфри. – Я же знаю, что у тебя пусто и кондиционер не работает. Марта может убирать и готовить тебе и здесь. Заодно и присмотр будет за моим гнездышком. Я-то до окончательной постройки Ковчега не часто смогу бывать дома. Кстати, у меня большой запас коньяка, взгляни,– он открыл дверцу бара. – Давай-ка по стаканчику. Вот шоколад. Да, так что случилось? Я же чувствую. Ты сам не свой!
