– Васькой.
– Жид я, говоришь… А знаешь ли ты, Васька, тропарь благоверных князей Василия и Константина Ярославских? “Возвысившеся на добродетель, к желанию крайнему, и достигосте к Небесней высоте, благовернии велицыи князи Василие и Константине, и безстрастным житием украсисте души своя, пощением же изрядно победисте бесовския полки и воспримете чистую совесть, в молитвах яко безплотнии пребысте, возсиясте в мире, аки солнце, преславнии, молите спастися душам нашим.” Тропарь на обретение мощей князей сих знаешь? “Ваше отечество хвалится обагрением кровей ваших, Церковь же Божия радуется приемши телеса ваша, людие, песненный лик составльше, духовною цевницею вопиют: ликуй, Василие, радуйся, Константине, Ярославлю славо и всей России радосте.” Ну! Кто из нас жид пархатый?!
– Подь отсель, нехристь поганая! – закричала на Ваську бабушка. – Идём к нам в покои, господин офицер.
Всю ночь Носович прислушивался к каждому шороху, стараясь не заснуть. Но утром Васька неожиданно подобрел, за чаем рассказал, как объехать Прилуки двумя верстами. Носович видел, как без единого выстрела германский полублиндированный поезд прибыл на вокзал, а усиленные дозоры пехоты занимали город. Бросив последний, печальный взгляд, по бездорожью направился на восток.
Днём не потеплело и Мала шла по колоти шагом. В полдень отдыхали в поле на насте. К вечеру добрались до лесника, ужинали варёной картошкой и свежим молоком. Носович поделился консервами. Отменно выспавшись у полуоткрытого окна, выехал чуть свет, оставив леснику чай и сахар.
До Сум оставалось сто вёрст. До полуденного привала решил ехать просёлочными дорогами, потом по большаку, чтобы не пропустить развилку на Сумы и Лебедин. Едва пустил Малу крупной рысью по утоптанной обочине, как вдруг показался всадник в солдатской форме без погон. Тоже шёл рысью, неуклюже подпрыгивая в седле, за спиной болталась винтовка пехотного образца.
– Эй, пехота, веди в штаб! – крикнул Носович.
Пустили лошадей шагом. Боковым зрением осматривал незнакомца. Ничего подозрительного, но тот отчего-то нервничал.
“Штаб” находился в деревне. Разведотряд человек пятнадцать-двадцать из разных родов войск, без погон. Распоряжались матросы, развязано отдавая приказы. Командир отряда, бывший студент-фармацевт Вейсман, вежливо поздоровался, предложил присесть и поставил стакан чая.
– Немцы заняли Киев, уже в Прилуках. Пробираюсь в Сумы, хочу вступить в новую армию.
– Как настроено население?
– Устали от грабежей революционных банд. Надеются, немцы восстановят порядок.
Вейсман посмотрел в угол комнаты, где на табурете сидел матрос-балтиец с маузером между коленей.
– Много офицеров, как Вы, пробираются на восток?
– Не знаю. Надеюсь, много.
– А генерал-то в Сумы прямым курсом! – нагловато произнёс матрос. – Сколько офицерья посекли, а всё прут да прут!
– Не могу отпустить Вас в Сумы, – будто извиняясь, произнёс Вейсман. – Поедете с нами в Лебедин.
Носовичу показалось подозрительным, но обращение было вежливым и его даже не обыскали:
– Не откажусь. Заодно помогу с обороной.
До Лебедина было сорок вёрст. Ехали спокойно, без разговоров. Но вдруг Носович заметил, что постоянно находится по середине отряда. Охраняют? Арест? Нет, не обыскали. По мягкой песчаной дороге въехали в сосновый лес. Носович вспомнил, что рядом, не более чем в двух верстах находится Михайловка – имение графа Каптиста. Мала, будто предчувствуя последний шанс на спасение, дала четыре лансады, оттолкнувшись задними ногами и приземлившись на передние.
