– Ты сказала Серегину?
– Да нет пока.
– Как играть будешь?
– Я костюмерам показывала, они по идее должны завпосту заявку написать.
Наливают кипяток, меня не замечают, я невидимка.
– Я бы не стала надевать. Это же техника безопасности. Еще и танцев куча, можно все ноги себе переломать.
– Он скажет, денег нет – песня та же.
– Починить-то можно, я же не говорю купить новые. Ладно, сейчас мы хотя бы перед партером не так позоримся – сделали эту дурацкую ступеньку на авансцене зачем-то, только спотыкаться об нее.
– Ну она ободранную обувь чуть закрывает.
– И теперь актеры по сцене бегают с обрезанными ногами.
– Ага, и только ошметки от туфель летят. Лиля, привет.
Наконец меня обнаруживают, и я отражаюсь в них, но тут же сливаюсь с мебелью. У меня не хватает решимости ответить «привет», только невнятное «мг», которое растворяется в их поставленных голосах.
– Вот приедет новый режик из Москвы, офигеет тут, – все так же между собой, как будто меня нет.
– Новый режиссер приезжает? – не выдерживаю, осмеливаюсь проявиться.
Сапожникова и Малова, наконец, неопределенно оборачиваются на голос из воздуха:
– Да вроде.
– А когда? Кто едет? Что ставить будет? – выплескиваются из меня вопросы.
Не помню автора. «Человек, который платит» или «Все оплачено», так как-то называется.
Не, «Месье Амилькар», кажется.
Звенит первый звонок, обрывая треп. Он раздается из трансляции в гримерках, а в кухню долетает только его слабый отзвук, поэтому здесь всегда открыта дверь и слух у актеров максимально сконцентрирован.
Ой, уже первый что ли? Что-то я волнуюсь, – актрисы убегают, обрадованные, что не пришлось все рассказывать. Когда доходит до новой постановки и распределения ролей, каждый сам за себя. Или показалось? Мне тоже пора в зал.
«Месье Амилькар», значит. Что-то до боли знакомое. Где же я это уже слышала…
«Как ваши дела? Устали с дороги? Наш дом – не лучшее место для отдыха. Вам лучше уйти. Верьте мне». Лаконичные, условные декорации, глазу приятно, хороший свет скрывает потертости костюмов с подбора, смотрится даже стильно. Про новую ступеньку не соврали.
Месье Амилькар. Месье Амилькар. Где же я это слышала. Может, сто лет назад читала пьесу или в институте по истории театра проходили, сюжет забыла, но название врезалось в память? А может, фильм такой есть и я его давным-давно смотрела? Амилькар. От этого слова вдруг все сжимается внутри. И сердце почему-то начинает стучать так громко, что кажется, слышат зрители, сидящие от меня по сторонам. Ничего не понимаю.
Неужели, правда, ни ролюшки здесь для меня не нашлось? «Господи… Господи… Бедный мой! Сколько нужно отдать денег? Я найду. Я заработаю! Я не знаю… Я… Помогите, бога ради, вы здесь живете, вы все знаете. Помогите!» Новая актриса моих лет, ее взяли по знакомству. Впервые вижу на сцене, и хочу отвернуться, закрыть уши, мне стыдно, неловко за нее, она совершенно не органична. Не выдерживаю, опускаю взгляд, и в этот момент в самое мое ухо раздается шепот с заднего ряда: «Как хорошо играет!»
«Хотите правду? Мы лжем вам – да. А больше всего мы обманываем вас, когда вы спрашиваете: «Как ты дошла до жизни такой?» А эта переигрывает, впрочем, как всегда. Зачем так давить на слова, проще же надо, ну. Очень хочет понравиться зрителю. Я бы сделала лучше, нужно было подать творческую заявку. Но ведь я не попрошайничаю роли, да и у меня другое амплуа.
