– Да ты чего стоишь-то? Раздевайся, проходи, не бойся! Дома нет никого!
Попову становилось все хуже. Желанная, много лет желанная, красивая, манящая женщина была рядом, совсем рядом. Стоит протянуть руки, и можно схватить, прижать к себе, почувствовать обжигающую нежность кожи, зарыться лицом в аромат волос и ткнуться губами где-то за ухом. Смиряемая долгими годами страсть злобно рвала Серегу внутри, толкая на безумства, и в тоже время, закаленный теми же долгими годами рассудок холодно и расчетливо держал эту страсть в строгой узде: «Не смей! Не здесь! Не сейчас!».
На деревянных ногах Попов прошел в комнату, еле слыша Иркин щебет о том, что в квартире не прибрано, и обоев нужной расцветки не оказалось, и что через два дня придет мастер стеклить лоджию, и многом другом, не отложившимся в памяти. Присев на краешек кресла, Серега уткнулся в чашку с чаем, боясь взглянуть на хозяйку, и не пытаясь влезть в ее монолог. Где-то за краешком сознания ехидно ухмылялось кольцо: «Тебе точно помощь не нужна?». Попов мысленно отмахивался, а Ирка уже перешла к одноклассникам, по принципу: кто, где и с кем.
Внезапно Иринка остановилась на полуслове и пересела с дивана в соседнее кресло. Серега продолжал считать чаинки в остывшей чашке.
– Попов, ты меня слышишь вообще? – девушка взяла его за руку.
– Да, – соврал Серега. Иркина ладонь горела на его запястье, а кольцо покатывалось со смеху:
«Ой, не могу! Ой, держите меня! Ты хоть чашку поставь, а то разобьешь! Или на штаны себе кипяточку выльешь! Ты что, первый раз к женщине прикасаешься, мачо?»
Попов скрипнул зубами, мысленно послал кольцо, но чашку на столик все же поставил – слишком заметно дрожала рука. Ирка его поняла по-своему:
– Не обижайся, Сережка. Я же тебя столько лет не видела, сразу все рассказать хотела. Ну, извини, бабская натура такая. Ты про себя-то расскажи. А то каких только слухов про тебя не ходило!
– Каких? – через силу ухмыльнулся Серега.
– Да, – тряхнула головой Иринка, задев Попова ароматной волной черных волос, – ерунду всякую несли. Начиная с того, что ты сбрендил и сидишь в дурдоме, и заканчивая тем, что ты разведчик где-то в Штатах. Давай, рассказывай, – девушка сжала его пальцы.
– Да почти все – правда, – вздохнул Попов, – и в другом мире был, только не в Штатах. И в «психушке» сидел, только с ума не сходил. Извини, подробнее рассказывать смысла нет, все равно, не поверишь.
– Обиделся, – констатировала Ирка, – и не смотришь на меня, и разговаривать не хочешь.
– Да я не…, – начал было Серега, но девушка перебила:
– Обиделся, я же вижу. Сидишь и думаешь, почему я за Олега замуж вышла, а ты вне игры остался?
Попов пожал плечами. Он знал ответ, но было интересно, что скажет Ирка.
– Хотя бы потому, что он предложил. Ты не предлагал, а он предложил. И не год назад, а гораздо раньше. Год назад я согласилась. А тебя не было, Попов, извини, – уже с какой-то досадой закончила она, но ладонь не убрала.
Сереге стало жарко:
– Так не от меня отсутствие зависело, неужели не понятно?
– А писать тебе запрещали, Попов? – голос Ирки начал дрожать, – Ты же знал мой адрес! И ни строчки за семь лет, ни строчки! Как тебя после этого назвать? И чего мне ждать было?
– Я писал, – сознался Серега, – писал и рвал. Несколько раз. Много раз.
– Почему?
– Да как почему? Представь себе письмо с обратным адресом: «Специальная психиатрическая больница»? А потом – что бы изменили мои письма? – он впервые решился посмотреть девушке в глаза, – Ты бы не вышла замуж? У вас же все решено было еще до выпускного?
