Она усадила его на диван, и Кальвин мешком повалился на бок.
– Не… не припомню, когда меня в последний раз так выворачивало. Тем более на людях.
– Бывает.
– А ведь я пришел на свидание, – выдавил он. – Представляете? И был вынужден оставить ее в зале.
– Нет, не представляю, – ответила она, пытаясь вспомнить, когда в последний раз ходила на свидание.
Пару минут они молчали, потом он закрыл глаза.
Она поняла, что ей пора уходить.
– Еще раз прошу меня простить, – выдохнул он, услышав, что она идет к дверям.
– Я вас умоляю. Не нужно извиняться. Это была реакция, химическая несовместимость. Мы же ученые. Нам ли этого не понимать?
– Нет, нет, – слабо запротестовал он, желая прояснить недоразумение. – Я о том, что в тот раз принял вас за секретаршу… и распорядился, чтобы мне позвонил ваш начальник. Мне так стыдно.
Она не нашлась с ответом.
– Нас даже официально не представили, – выговорил он. – Я – Кальвин Эванс.
– Элизабет Зотт, – ответила она, собираясь домой.
– Ну что ж, Элизабет Зотт, – он даже сумел изобразить тонкую улыбку, – теперь вы палочка-выручалочка.
Но она явно не расслышала.
– Мои работы в области ДНК были посвящены полифосфорным кислотам в качестве конденсирующих агентов, – через неделю сообщила она Кальвину за чашкой кофе в институтской столовой. – И до недавних пор все шло по нарастающей. Однако месяц назад меня отстранили. Перевели на исследование аминокислот.
– Но почему?
– Донатти… вы ведь тоже работаете под его началом? Так вот, он решил, что моя тема бесперспективна.
– Но изучение конденсирующих агентов очень важно для лучшего понимания ДНК…
– Да знаю я, знаю, – согласилась она. – На эту тему я собиралась писать диссертацию. Хотя на самом-то деле меня больше всего интересует абиогенез.
– Абиогенез? Теория возникновения живых организмов из неорганических веществ? Увлекательная штука. Но вы так и не защитились.
– Это верно.
– Абиогенезом обычно занимаются остепененные специалисты.
– Я защитила магистерскую диссертацию по химии. В Калифорнийском университете.
– Ох уж эта вузовская наука, – сочувственно покивал Кальвин. – Она давно себя изжила. И вы захотели двигаться дальше.
– Не совсем так.
Последовало неловкое молчание.
– Слушайте… – Сделав глубокий вдох, Элизабет начала заново. – Моя гипотеза насчет полифосфорных кислот сводится к следующему.
Сама того не сознавая, она проговорила с ним более часа; Кальвин кивал, делал пометки, изредка задавал уточняющие вопросы, на которые она с легкостью отвечала.
– Можно было пойти дальше, – заметила она, – но, как я уже сказала, меня «перебросили». А до этого чинили всякие препоны: даже снабжение простейшим инвентарем, необходимым для моей работы, практически перекрыли.
Дело дошло до крайности, пояснила она: ее вынуждали воровать оборудование и реактивы в других лабораториях.
– Но откуда проблемы со снабжением? – удивился Кальвин. – Гастингс – богатая организация.
Во взгляде Элизабет читалось, что он спросил примерно следующее: почему в Китае при таких площадях орошаемых рисовых полей голодают дети?
– Из-за дискриминации по признаку пола, – ответила она, вертя в пальцах карандаш второй твердости (который теперь всегда носила при себе – либо за ухом, либо в прическе) и со значением барабаня им по столу. – А также по общественно-политическим мотивам вследствие фаворитизма, неравенства и всеобщей несправедливости.
Кальвин пожевал губы.
