Усадьба - страница 6

– Все ноги будут в мозолях, – пожаловался Артём сам себе.

Примерно через полчаса, продвигаясь параллельно текущей воде, он постепенно начал отмечать понижение уровня почвы. В одном месте лес подходил к самому ручью. Сквозь стволы деревьев впереди что‑то темнело.

Продравшись сквозь кусты и выйдя на открытое пространство, Артём с удовольствием громко выдохнул: перед ним высилась громада огромного камня, обтёсанного в виде креста. Двести лет назад, проходя по дороге, соединявшей усадьбу с окрестными деревнями, шедшие останавливались и истово крестились на каменного исполина, высотой в два раза превышавшего рост человека. Поклонный крест отмечал границы узмаковской усадьбы, «пожалованной» хозяину в этой глуши, на границе нынешней Ленинградской и …

***

– … Вологодской области. На краю. Мухосрань, – глаза Нилова смотрели не отрываясь, порождая в душе какое‑то непонятное беспокойство, возникающее всегда, когда ты не знаешь, что человек, с которым ты беседуешь, от тебя хочет, и в то же время чувствуешь, что ему что‑то от тебя надо. – А ты сам откуда?

– Местный, – коротко ответил Артём. Говорить ему не хотелось. Старик был ему неприятен. Кроме чисто физического отвращения, вызванного видом гноящейся повязки, косо намотанной на голову и практически закрывающей правый глаз, запахом немытого тела, нечищеных зубов, был ещё один момент. По роду занятий ко всяким расспросам отношение у него было специфическое. Лучше, когда о тебе знают только то, что ты сам хочешь рассказать.

Старик же расспрашивал. Не навязчиво, под видом обычной больничной болтовни, когда замученные бездельем обитатели палат ищут способ хоть как‑то скоротать время. Телевизор работал постоянно, под его звуки ели, лежали под капельницами, играли в игры на ноутбуках, спали. Впоследствии, вспоминая своё пребывание в больнице, Артём с насмешкой отметил про себя, что ни один из лежавших с ним ни разу не открыл книгу.

В палате кроме него было ещё трое. Двое – молодые парни, Максим и Сергей, ровесники Артёма. С ними тот быстро нашёл общий язык, благо все они попали сюда с одним и тем же – гнойным осложнением после вырванных зубов. Третий, хрипло дыша, лежал на ближайшей к подоконнику кровати. Его седая голова была обмотана бинтами в жёлтых пятнах выделяющегося гноя. К безвольно лежащей на простыне руке вели трубочки с раствором антибиотика.

– А этот с чем? – негромко поинтересовался Артём, когда они с Максом вышли в больничный коридор.

– Нилов‑то? Нам сказал, что напоролся башкой на прут, – пожал плечами тот. – Потом рана загноилась. Когда сознание на улице потерял, сюда и привезли.

– Бомж? – встревожился Артём. Не хватало ему для полного счастья только принести домой чесотку и блох.

К его удивлению, собеседник решительно помотал головой.

– Нет, точно нет. Не такой, я же в порту работаю, на Канонерке. Насмотрелся вдоволь, там бомжи толпами около гаражей шастают. Он с прибабахом, но не опустившийся, точно. Не валяйся он сейчас полутрупом, я бы такому соседу не обрадовался. Хрен знает, что в голове.

Характеристика была странной.

Весь тот день старик лежал пластом. На следующий он с трудом встал и, держась за стену, прошёл на перевязку. Из перевязочной возвращался чуть ли не полчаса, хотя она находилась в другой стороне стометрового коридора (к тому времени Артём уже выяснил, что сторона пластикового квадратика, которыми был выстлан пол коридора, составляет тридцать сантиметров, а от одного края коридора до противоположного триста пятьдесят таких квадратиков, давно пересчитанных во время ночных шатаний сходящими с ума от скуки пациентами отделения). Долго сидел на кровати, безучастно уставившись в пространство перед собой. Обед и ужин ел медленно, но до последней крошки, потом, так же медленно двигаясь, отнёс миску на специальный столик напротив больничной кухни. Занятый своей болью Артём отметил про себя тёзкину стойкость.