Произошло это в одиннадцать вечера. Он готовился к очередной мучительной ночи, насыщенной храпом, кашлем, малоприятными запахами и постоянным комариным звоном. Приобретённый женой в ближайших «Хозтоварах» репеллент под названием «Тайга» был, видимо, предназначен исключительно для отпугивания диких таёжных кровососов. Городские, рождённые в бетонных джунглях и привычные к бензиновой гари, «Тайги» не боялись. Впрочем, его почти не кусали – видимо, предпочитали пациентов пожирнее.
Да, Лекарь уже был готов к очередной муке, когда что-то изменилось – он сперва и не понял, что именно. Стало легко в груди, и лишь через минуту пришло осознание: трепыхание сердца прекратилось. Оно заработало ровно, спокойно… больной повернулся на бок, укрыл от комаров голову полотенцем и проспал до утреннего визита медсестры, ни разу не шевельнувшись. Хозяин навороченного айфона и яркой полосатой пижамы Лёша Кот позавидовал:
– Ну и ну! Вот что значит – спит как убитый… я уж подумал, наш профессор и в самом деле умер!.. Вот бы мне так…
– Ничего, кха-а… – пророчески успокоил успевший сбегать на перекур Николай, – У тебя всё впереди… Помрёшь, кха… помрёшь, никуда не денешься!..
Радоваться, однако, было рановато. Сердце, четверо суток выдававшее полторы-две сотни суетливых толчков в минуту, теперь как будто разленилось. Сколько ни считал Лекарь свой пульс, больше сорока пяти не выходило. Палатный врач Семён Аркадьевич так и сказал:
– Брадикардия, конечно, лучше мерцания, но сильно радоваться я бы вам пока не советовал. Будем думать, что с вашим мотором делать дальше.
– Мне в приёмнике говорил один такой, пожилой… то есть примерно как я… Стимулятор какой-то, да?
– Ну да, и я с ним целиком и полностью согласен. Кардиостимулятор для вас, пожалуй, оптимальный вариант. Только с этим придётся немного подождать.
– Долго?
– Сейчас записываем на будущее полугодие. А пока ещё денька два-три подержим вас здесь, подкрепим, подберём препараты, чтобы гарантировать от повторного срыва. На работу, надеюсь, не торопитесь?
– Я уже на пенсии, доктор. Отработал своё.
– Дача есть?
– А как же!
– Грядки, огородики?.. Огурчики-картошечка?.. Банька со всеми вытекающими?
– Естественно, как же без них, родимых…
– Забудьте. То есть ездить туда, конечно, можно и нужно, но единственно ради свежего воздуха, не более. Пахать на себе я вам запрещаю – как говорится, властью, данной мне Минздравом… Ку́рите?
– Есть немного.
– Хотите жить – бросайте. Следовать примеру во-от этого вашего соседа, – кардиолог кивнул в сторону пустующей по случаю очередного перекура койки Николая, – Не советую. Между прочим, он на дачной стройке и надорвался. На отёк лёгких вышел, еле вытащили. Слышали его кашель?
– Его и глухой услышит…
– Вот-вот. И это чепуха по сравнению с тем, что звучало при поступлении. Но ведь дымит, хулиган, как паровоз… Ну что тут скажешь… каждый – хозяин своего здоровья, а хозяин, как говорится, барин. Знаете, сколько ему лет?
– Да уж побольше моего…
– Ошибаетесь, дорогой Виктор Михайлович, ошибаетесь. На десяток годиков меньше. А смотрится глубоким старцем… Вот так. Поэтому не уподобляйтесь, не уподобляйтесь.
Вот так… внешность обманчива, и считавший себя на фоне большинства обитателей «двенадцатой» едва не юношей Лекарь оказался самым возрастным. Ярый курильщик Коля Бурлаченко не дожил ещё и до шестидесяти, «человек-гора», лысый одышливый обжора и вонючка Володя Круглов – и того меньше. Даже отличавшийся самым звучным храпом Яша Хорбин, хоть и седой, сгорбленный и с трудом переставлявший отечные ноги-тумбы, на поверку вышел младше доктора химических наук. Самым молодым среди них, естественно, был не расстающийся с телефоном Лёша: ему не было и сорока.
