Усену: Странствия Охвы. Цикл «Усену». Книга третья. Том 1 - страница 15



– Охва, надеюсь, с ними не было хлопот?

– Хлопоты, какие? – очнулся Охва. – Вот только немного приустал.

– Поняла, поняла! Ну, все детишки, идемте домой, там нас ждут утки, – увлекла за собой лисят мама-лисица.

– Я говорю, пора домой, – подошла она к близнецам, и, утягивая их за уши, молвила:

– Хватит с вас историй, пора бы дать Охве отдохнуть, – проговорила она на прощание, и отвесив поклон, вышла.

– Всегда пожалуйста! – ответил ей напоследок Охва, и хотел было идти отдыхать в своей уголок, но вдруг он бросил взгляд на Шусика, который был явно, чем-то огорчен, и казался очень печальным.

– Шусик, в чем дело? – подошел к нему Охва.

– Твой рассказ, он так печально начинается…

– Да Шусик, встреча с человеком, наложила на меня свой отпечаток.

– Я про другое.

– Понимаю.

– Скажи дедушка, было трудно сделать это? – спросил Шусик, и Охва задумавшись, вдруг с головою ушел в прошлое.


С самого утра Охва не находил себе места. Он метался из стороны в сторону, ни с кем не разговаривал и никого не хотел видеть. Вытаптывая дорожку возле своей родной пещеры, в которой он родился, он с ужасом ждал наступления полудня.

И вскоре наступил тот момент, когда из пещеры вышли два его брата и мама. Это был день их расставания, который меньше всего хотелось вспоминать Охве, и уж тем более видеть все это со стороны, сейчас, когда прошло столько лет. Но вопрос Шусика заставил его разыгравшуюся память, заглянуть ей в глаза.

Он стоял неподвижно, и смотрел, как два его брата быстро попрощались с матерью и не проронив ни капельки слез, направились в разные стороны. В то время, как он сам, все не мог остановиться.

– Сынок, – произнесла мама.

Охва молодой остановился, и одновременно со стареньким, по их щекам покатились слезы.

– Я понимаю, что тебе очень трудно сделать это… Но жизнь порой бывает не такой, какой мы ее представляем. Она преподносит нам свои испытания и вот оно – первое, – подошла к Охве мама и, обняв, продолжила.

– Ты должен, Охва, твоя судьба теперь в твоих лапках. Но как бы далеко ты не находился, помни, что я всегда буду любить тебя, и не покину тебя, чтобы не случилось!

– Я тоже люблю тебя! – в унисон произнесли оба манула.

– А теперь ступай, мир ждет… – отстранила мама сыночка, и, заглянув в глаза Охвы, потрепала его лобик лапкой, и нежным толчком лапки, направила его вперед.

Охва, не сводя глаз с матери, вначале медленно, затем все ускоряясь, направился вперед, даже не смотря куда бежит, все смотрел через спину на маму, которую как он понимал, ему уже не суждено больше увидеть.

– Ма-ма! – тихо простонал старенький Охва, протягивая лапу, к ней, а та, проводив сына в жизнь, вдруг повернулась и заглянула прямо ему в глаза.

– Я всегда буду с тобой! – произнесла она, и это было так реально, что от резкого прикосновения Шусика, он вздрогнул.

Утирая слезу, оглядываясь по сторонам, Охва с хрипотцой и дрожью в голосе молвил:

– Очень! – тихо прошептал он, и заглянув Шусику в глаза, в свою очередь спросил:

– А ты Шусик помнишь, как это было с тобой?

На что барсенок, опустил взгляд, его очи прикрылись, брови нахмурились и он, еле сдерживая себя, ответил сухо, и коротко:

– Нет!

На что Охва, решил больше не продолжать расспросы, и тихо удалился к себе. А Шусик еще долго не шевелился, сидя на земле, сгорбившись, с закрытыми глазами, и оголенными когтями передних лап, которыми он вцепился в землю, и не отпускал ее до последнего.