Костя привел Мишаню в лавку. Невелика лавка, скорее даже – лавчонка. Зато на прилавке – золотые да серебряные украшения. Есть и попроще – медные.
Разбежались глаза у Мишани. Чего выбрать? Золото он только в монетах видел, а украшения и в руках не держал. Опять выручил Костя, уверенно ткнув пальцем в серебряные серьги.
– Эти бери. Я вкус дочки воеводы знаю – ей понравятся.
Узнав о цене, Мишаня внутренне содрогнулся, но виду не подал – снял с пояса кошель. Куда деваться – купил он серьги.
Еще вот Косте подарок нужен. Только как его об этом спросить?
Набрался смелости Мишаня, завел разговор об этом уже на улице.
– Брось, свои люди – сочтемся! Ты скоро в Хлынове жить будешь, видеться часто придется – авось наступит пора, не откажешь мне в помощи, коль попрошу!
Но Мишка уперся – сказывалась купеческая привычка не откладывать расчет.
– Хорошо, будь по-твоему – пошли к оружейнику. Для воина самый ценный подарок – оружие.
Костя выбрал себе засапожный нож – длинный, узкий, с костяной ручкой. Мишаня расплатился и тут же, в лавке, вручил нож Косте.
– Как бы теперь с воеводой увидеться?
– Пошли к нему домой. Повинишься, скажешь – забыл.
Долго воеводу пришлось ждать в гостиной, но – появился все-таки. Поклонился Мишаня:
– Вернулся я, воевода-боярин, чтобы благодарность тебе принести! Прости, воевода, совсем из головы выскочило. Увидел тебя поперва – растерялся.
И протянул на ладони серьги.
Воевода серьги принял, осмотрел.
– Прощаю. Впредь не теряйся.
Подал голос Костя:
– Молод он еще, исправится. Растерялся просто, рядом с боярином не стоял никогда. Слава твоя воинская да знатность совсем памороки парню отбила.
Улыбнулся воевода в усы – понравилась ему лесть.
– Идите с богом!
Мишаня с Костей вышли довольные.
– Простил воевода. Суров он, да отходчив.
А на улице уже смеркаться начало.
– Может – у меня переночуешь? Куда ты, на ночь-то глядя?
– Ништо! Далеко ли до Чижей? Мигом добегу.
– Добежать-то добежишь, да деньги при тебе немалые, поберегись!
Тут же, у дома воеводы, и расстались. Успел Мишаня из города выскочить, пока еще ворота городские не закрылись. И – бегом к Чижам, благо – видны вдалеке. Добежал уж почти, когда двое дорогу заступили.
– Ты чего тут разбегался?
– Домой спешу.
Мишаня понял – драки не избежать. Вытряхнул грузик кистеня в ладонь, развернулся немного.
– Деньги за проход давай, не видишь – мытари мы, – захохотал долговязый в заячьем треухе.
– Мытарь деньги за товар взимает, а какой у меня товар?
– Гы-гы, счас найдем, – шагнул к нему второй грабитель.
Не стал ждать Мишка – влепил ему в лоб грузиком кистеня. Сам тут же упал, успев при падении подсечь долговязого, да ногой в валенке врезал ему по лицу – от души. Вскочил, нож выхватил, долговязому к шее приставил.
– Чего балуетесь? Насмерть сейчас порешу!
Скосил глаза долговязый, увидел товарища своего, что без чувств лежал, и понял – помощи ждать неоткуда. Сам из охотника в добычу превратился.
– Стражникам вас сдать, что ли?
– Не надо стражникам, – просипел долговязый.
К разбойникам и татям наказание применялось одно – повешенье. Зачем преступника в тюрьме содержать, деньги на его кормежку тратить? Грабителю одно место – на суку, в петле.
– Дяденька, отпусти, – прогнусавил долговязый.
– Ладно, я добрый сегодня. Забирай дружка своего, и с глаз моих долой! А то – передумаю.
Вскочил долговязый, подхватил приятеля своего под мышки и поволок прочь. А Мишаня домой отправился, кистень в руке сжимая.
