В лагерь прибываем в 17.30. Ждем перед зданием управы. Прямо перед нашим прибытием в лагерь приехала машина с какими-то людьми. Позже я узнала, что это были министр здравоохранения, министр по делам концентрационных лагерей и несколько немецких офицеров. Наблюдаем за тем, как уже тогда известный своими зверствами комендант Лубурич отводит их на беглый осмотр лагеря. Несколько раз Лубурич проходил мимо нас, но даже не повернул в нашу сторону головы. Ждем, ждем дальше. Господа уходят в какое-то здание. Мы все еще ждем.
Уже начало смеркаться, когда к нам вышел Лубурич. Он был словно удивлен нашим присутствием, спросил, чего мы ждем. Договорились, что придем на следующее утро.
10.07.1942
Утром мы сходили в магазин, купили бумаги и карандашей, чтобы вести список отобранных детей. Когда мы прибыли в лагерь, снова пришлось долго ждать: не было коменданта, а без него нам бы не позволили начинать. Когда же он прибыл, выделил нам врача. Врач должен был осматривать каждого ребенка и решать, выдержит ли он переезд. Врач уже отбирал самых крепких, сильных и здоровых детей для усташской колонии в Горня-Риеке, и думал, что и сейчас от него требуется то же самое. Но он быстро понял, что речь идет об акции спасения, и разрешил поехать практически всем.
Затем мы отправились в так называемую детскую больницу. Сначала мы посетили несколько комнат, которые были оборудованы койками. Тех детей, которые могли выдержать дорогу, мы временно поместили в отдельную комнату.
А потом мы увидели настоящий ужас. Комнаты без каких-либо предметов мебели, только с ночными горшками. На полу сидели или лежали дети в таком состоянии, которое я не берусь описать. Многие из них уже умирали. Что с ними делать? Врач заявил, что им уже слишком поздно оказывать какую-либо медицинскую помощь. Водитель решил произвести отбор детей: их ставили на ноги – тех, кто хоть как-то держался на ногах, мы забирали, а тех, кто падал от истощения, пришлось оставить здесь. (Как выяснилось позже, большинство из них умерло уже в тот же день). В комнату, где находились больные дифтерией, обреченные на смерть дети, мы не пошли – чтобы не разносить заразу.
На каждого ребенка мы заводили карточку с индивидуальным номером, именем и фамилией. Имя и фамилию удавалось узнать не всегда – некоторые дети были истощены до такой степени, что не могли произнести ни слова.
Мы находились в лагере с семи часов утра до восьми вечера. Водитель рейсового автобуса до Окучан согласился перевезти отобранных нами детей несколькими рейсами. Решили, что сначала поедут самые слабые и больные дети, чтобы им успели оказать помощь. Женщины из лагеря дали нам немного ткани, своей одежды, даже платки – чтобы мы использовали их для пеленания самых маленьких детей, а также чтобы не испортить салон автобуса, ведь у многих детей был ужасный понос. Немудрено, если учесть, что кормили их всех, независимо от возраста, только плохо проваренной фасолью…
Еще в первой половине дня в лагерь прибыл Лубурич. Он был в ярости из-за того, что у него уводят детей. Заявил нам, что в Загребе хватает детей католиков, которые растут в беде и нужде, так пусть мы заботимся о них. Начал сыпать угрозами – мол, только от его доброй воли зависит, покинем мы пределы лагеря или нет. Может нас спрятать здесь так, что никто и никогда больше нас не увидит. Ему плевать, говорит он, что там решили министры: пусть они приезжают сюда – он и для них найдет тут место. Здесь, в лагере, только он – власть, и только его приказы имеют силу.
