окрыляли щуплые тела подростков,
трепетали полукруги, вынежненные на лопатках
вальсирующими пальцами.
а утром ломились в окна глупые ослики серых домов,
а вы бесстыдно обнимались на балконе (из одежды —
нательный крестик любви, бижутерия и надежда,
ласки будущего, пыльные лучи).
так много было страсти, что вы начинали
пренебрежительно смотреть на бледные дары плоти:
отрубленная голова пророка
увядала на блюде с гроздьями винограда.
пусть вам по шестнадцать, но всё было по-настоящему.
хождения по квартире голышом
к вящему инфаркту перекошенных зеркал,
когда родители на даче или торгуют в белгороде,
приятные разговоры о ерунде, дурачества,
вы – неандертальцы свободы, моллюски без раковин
со вздорными сосками.
«хочешь яблочного сока?» – «подкури и мне сигарету».
на выходных вы беспощадно поедали
друг друга до поцелуйной изжоги,
до саднящей, как наждак, боли.
лягушачья тошнота недосыпа.
после вас – хоть потоп из кухонного крана,
хоть чемоданы пустоты, обтянутые кожей рептилий.
косточки от поцелуев похожи на косточки от вишен:
идет перестрелка, смех,
рикошеты от стекол.
любовь сходила с ума, впивалась ногтями в обои,
осыпалась старая штукатурка цвета какао.
и ваши сердца закипали, шли пеной афродиты,
пеной шампуней – шипели,
как закипающие виноградные улитки,
если их посыпать солью.
* * *
а утром – дневной свет
сочился сквозь незадернутые шторы —
бульон, просеянный от мелких кусочков птичьей плоти.
и вам нужно выбирать новые дороги.
куда поступать? куда идти? куда расти? ибо молодость
кишит направлениями и возможностями —
пустой бассейн, полный раздраженных змей
и прошлогодних вылинявших листьев,
и раскисшая брошюрка «верите ли вы…»,
и сопревшие окурки, и бутылка кока-колы.
и вот так ты любуешься жизнью в осколках.
это бог выстрелил в зеркало дробью,
но судьба так медленно разлетается на куски,
что проходит целая вечность.
и каждый осколок – это ты.
из каждой дробинки, осколка может вырасти
новое зеркало,
новый сорт тебя. неповторимый. новая жизнь.
со своими нивами отражений.
не бывает лживых, кривых зеркал.
и тогда ты оглядываешься и видишь все ваши свидания
на лестничных клетках: символы
чего-то невещественного, смертного и хрупкого…
колибри удерживает в лапках пудовую гирю;
гипсовые фигурки святых
выстроились по росту на лестничной площадке,
а там, за червивым мусоропроводом,
гудит лифт – парящая кунсткамера…
но кому ты нужен? кому ты, мать твою, нужен?
и жизнь длится, и длится, и длится,
как тысяча тысяч шагов от смешного —
к великому
разочарованию…
