В голове: у тебя ж первое крещение было в избе, над тазиком, а как по-другому, если деревня без церкви и священника, а та, что с церковью, зимой не доехать.
Опять обошел вокруг, осторожно, крестов нет, а захоронения где-то остались.
За церковью было кладбище, теперь поляна, где пасутся буренки, а под стенами не пасутся, бурьян не весь скосили. Храму за три века уже, а возле храма ни одной могилы – все вычищено, кому-то кладбище помехой стало в его жизни.
Приведу комментарий одной читательницы под моим текстом про храм.
"На них захоранивали достойных, православных людей, чтобы молитвы и звон колоколов слышали даже усопшие. Те, кто был там похоронен, всегда присутствовали на каждой службе в церквях незримо, их поминали. А батюшки обходили прилежащее кладбище с определённой молитвой, обращаясь к Богу о прощении их грехов…"
Стало быть, память о тех людях не сохранилась.
От разрушения храма алтарь и место престола не перестают быть святыми – остается закладной камень, куда помещается частичка мощей святого, в чью честь строится храм. Храм строится так, что закладной камень оказывается в центре алтаря под престолом, на котором совершается евхаристия.
В голове стучит: Нет здесь закладного камня, – ни одного камня на месте престола не осталось. Пол весь содрали.
Храм, даже разрушенный, всегда остается храмом, святыней… Поэтому, входя под своды храма, в котором даже каркают вороны, нужно перекреститься. Потом храм можно обойти, постоять помолиться, – написал Священник Константин Пархоменко.
Храм удерживал меня. И я пытался найти малейшее доказательство оставшейся святости. Смотрю, закат в окнах, птицы под куполом щебечут, значит, прилетели к ангелу. По церковным поверьям, даже в разрушенном храме есть ангел, и молитвы где-то бродят по стенам.
Вот у древних греков была попытка все грехи передать богам, ну хотя бы в виде шалости. И Боги сполна оправдали доверие. Зевс "брюхатит" невинных девушек. Гермес думает кого обмануть. Артемида превращает людей в животных, не спрашивая разрешения.
А мы, русские богам ничего не передали, повторить ноу-хау греков не удалось, сложили потихоньку грехи свои в храмы (иначе чего туда не идут, чего их не восстанавливают).
Но грехи – существа беспокойные, неугомонные, все выглядывают из-за решеток в окошки.
Народ позаботился об утвари, вынес все, а решетки не смог или испугался, чтобы грехи не вылетели.
…Другими мы стали после храма. Другими стали холмы. Помните, у Констебла, "Вид на Хайгет с Хэмпстедских холмов", а здесь открывалась панорама, назовем ее "Вид на Холмогоры с Архангельских холмов".
Дождь, как прекратился, так начался с новой силой, когда снова были в пути. Все тот же небесный слесарь пощадил нас у храма, а теперь снова взялся за баловство свое с непогодой, открывал-закрывал кран…
…И в Зарученье мы юркнули ночью, как-то даже незаметно для себя.
А в гостях тепло. Деревня, стряпня хозяйки, ленивое потягивание перед простором, открывающимся за забором, лодка, палатка, ночь на Нименьгском озере, другая деревня Шутус, поляна, земляника, болото, морошка.
3. Альбом художника
В музее городка Няндома Архангельской области экскурсовод заводит нас в комнату с круглым столом посередине, – по стенам скромно, с минимальным количеством названий развешаны графические работы Юрия Шаблыкина из деревни Шожма.
Приметил некоторые пейзажи… Их пять передо мной, на стене.
