– Нет, конечно, – после этих раздумий выдохнул я.
Прокурор на него тоже «наезжал». Тем более вид у него был растерянный, его трясло. Он даже писать самостоятельно объяснительную не мог. Но после того как мы все подтвердили, что отношения у них с покойным были нормальные, так сказать производственные, нам, наконец, удалось выйти от прокурора.
Заехали в морг. Холодильной установки там не было, поэтому труп почернел и был облеплен зелёными мухами. На улице стояла жара. Рядом находился ещё один покойник, совсем чёрный – условно назвали его «корейцем».
– Забирайте свои костомахи, – сказал служитель морга, до этого помогая нам завернуть останки в марлевый полог и уложить их во вкладыш от спального мешка.
…Начальник Н. Н., как всегда, ехал в кабине, а мы – остальные – в кузове, рядом с покойным. От него распространялся слабый душок. Когда заехали в Алма-Ату, я сообщил, что моя жена должна вот-вот родить ребёнка и мне надо выйти. Н. Н. не позволил мне оставлять их, и мы все повезли покойника в Талгар, где он проживал, будучи живым. Разыскали дом. Вышла женщина с ребёнком на руках. Это была его жена и трёхмесячный сынок, лишившийся отца. Конечно же, узнав о случившемся, она расстроилась и растерялась, не зная, что делать. «Везите в морг», – были её слова.
Когда подъехали к моргу, H. H., Виктор и мой друг Валера, зажав носы, не захотели прикасаться к покойнику. Пришлось нам с Евгением Сергеевичем заносить его. Мы положили останки на пол и собрались уходить. Однако служитель сказал, что надо его высвободить от того, во что он завёрнут. От спального мешка мы его избавили довольно просто, разрезав ткань. А когда стали переворачивать, чтобы освободить от марлевого полога, вдруг раздался такой стонущий звук, от которого у нас на головах зашевелились волосы. Это внутренности покойного, меняя положение, вытеснили скопившийся в организме воздух и он, выходя наружу, издал этот страшный звук.
…Выехав за посёлок, где-то у реки на безлюдье, мы остановились, чтобы освободить кузов от соломы и оставшегося «обёрточного материала». Тут мои начальники (Н. Н. и Виктор) и мой друг Валера вновь начали зажимать носы, плеваться и разбегаться в стороны. Тут уже меня прорвало: «Как вам не стыдно! – орал я. – Это же наш товарищ, который с нами за одним столом хлеб-соль ел, жил и работал с нами. И может даже, по нашей вине погиб. Мы не уберегли его, да и не берегли вовсе!»,– а дальше шёл мой беспредельный мат. Начальство безмолвствовало.
Опять же с Евгением Сергеевичем очистили мы злосчастный кузов, обдали водой и, наконец, поехали в сторону Алма-Аты.
С Валеркой мы добирались до дома молча, отношения были натянуты. Но как только узнали, что у меня 12 июля родилась дочь – неприязнь отодвинулась на задний план. Заботы поглотили нас.
…Похороны журналиста прошли без моего участия. Представлял нашу партию на них Евгений Сергеевич. Мать Володи чуть с ума не сошла. Она жила в Алма-Ате по соседству с Н. Н. и по её просьбе он взял на работу её сына. Она так обиделась на него за то, что не уберёг сына, что даже вскоре продала дом и уехала в другое место, чтобы только не встречаться с Н. Н. даже случайно.
Николая Николаевича после расследования несчастного случая освободили от занимаемой должности и перевели в тематическую партию, понизив до ст. гидрогеолога.
Виктора на три месяца по законодательству перевели в рядовые инженеры. Работы на том участке временно свернули.
