Основные дороги выложили бутом еще в правление деда Гроу, и охраняли их знатные рыцари высшего ордена. Но сейчас они ехали окольными путями: меж двух невысоких холмов по земляной дороге. Телега то и дело подскакивала на мелких рытвинах.
Голоса отдалились. Их сменил скрип, ткань снова приподнялась, и Хэдж поднес к лицу Гроу деревянную баклагу:
– Глотнешь?
В нос ударил запах пива, он показался мерзким. Гроу сморщился:
– Развяжи.
– Взгляд вроде осмысленный, – присмотрелся барон. – Песнь Домерона задом наперед расскажешь?
Песнь содержала две тысячи строк. А барон выглядел как мертвец, пришедший по зову потомков. Гроу заметил на его скуле порез и припухлость. Память выплюнула смутный фрагмент, как волна выбрасывает на берег комок грязных водорослей: все тот же дом в Черной Меже. Вот Хэдж схватил стул и припер им скалящегося воина к стене. А Медведь, оказавшийся на пути у Гроу, с криком бросился к окну, загребая под себя лежащую на полу волчью шкуру, но не смог протиснуться в узкую раму.
Воспоминания прервал испуганный рык Олда:
– Хэдж, нет! Не знаю, кто это или что… но… тронешь его, клянусь, я тебя… вас обоих выкину из повозки.
– Клятвы твои немногого стоят, – Хэдж вытащил нож. – Подумай, много у тебя перстней? Или теперь в Вионе заведено связанных людей с собой таскать?
– Я в себе… владею собой, – язык у Гроу еле шевелился.
– О владении собой мы еще поговорим, – Хэдж достал кинжал с загнутым лезвием и качнул головой.
Гроу развернулся, подставляя кисти. Барон вспорол верхний узел и опустился на бочку.
Освободившись, Гроу закрутил кистями. Плечи запульсировали и налились тяжестью, на коже остались красные полосы от веревок. Костяшки выглядели так, словно он пытался пробить кулаком чужие ребра и добраться до сердца. А может, так и было.
– Как мы выбрались?
– Я так скажу… Кажется, в Вионе появился человек кровожаднее Красного Жерта… – Хэдж с силой потер глаза, зажмурился и подставил изможденное лицо солнцу.
Гроу заметил, как Медведь положил под руку топор. Этот жест ему не понравился. Развязав ноги, он нашел сапоги между двух ящиков со специями. Теперь от них пахло перцем и корицей. Справившись с ремнями на голени, Гроу задержал взгляд на уродливом коне. Животное загребало копытами и мерно качало несуразно большой головой.
Все-таки славно, что Хэдж успел прихватить коня и груз, интересно, как разбойники отпустили их живыми и на кой бес с ними увязался Медведь. Но начать он решил с более насущного вопроса:
– Зачем нам в бухту?
Между бровей у Хэджа пролегла морщина:
– Там есть понятливые купцы. Сбросим товар, если предки допустят, и оценим обстановку. Об остальном я не готов сейчас говорить.
– Еще и каторжник, – буркнул Медведь, упершись взглядом в двух перекрещенных змей на правом запястье Гроу. Клеймо каторжника на загоревшей коже смотрелось особенно впечатляюще. Змеи казались почти белыми и объемными.
Хэдж пошарил в поясной сумке и протянул Гроу перчатки, а после кивнул на холмы справа:
– Олд, за той седловиной поселок был с харчевней, где понимающие хозяева, – «Три дуба». Она цела? Я злой и голодный. Эх, вот за морем умные бабы, они никогда не пристанут к мужчине с разговорами, если тот ничего не ел. Нам всем стоит у них поучиться. Говори, Медведь, цела харчевня или нет?
– Ей-то что будет? Это нас вздернут или бароны, или наемники. Вы не понимаете, что натворили? Какой шум поднимется теперь из-за смерти Жерта?
