– Соблазнительно. Может, как-нибудь в другой раз. Все, что я хотел узнать, это не поднимался ли наверх минуты две назад один сеньор. В преклонном возрасте, не в лучшей форме. Он пришел один. Без кобылки.
Портье нахмурился. По его лицу я понял, что он мгновенно разжаловал меня из клиентов в назойливые приставалы.
– Никого я не видел. Иди отсюда, уматывай, пока я не позвал Торнета.
Нетрудно было догадаться, что этот Торнет гостеприимством не отличался. Я выложил на стойку свои последние деньги и дружелюбно улыбнулся консьержу. Купюра исчезла в одну секунду, словно была насекомым, а пальцы опытного наперсточника – языком хамелеона. Только ее и видели.
– Что вас интересует?
– Упомянутый сеньор живет здесь?
– Он снял комнату неделю назад.
– Вам известно его имя?
– Он заплатил за месяц вперед, так что я его не расспрашивал.
– Вы знаете, откуда он прибыл и чем занимается?
– У нас не исповедальня. Людям, которые приходят сюда поразвлечься, мы не задаем вопросов. А этот даже не развлекается. Может, он утешается фантазиями.
Я обдумал ситуацию.
– Время от времени старик ненадолго выходит, а после прогулки возвращается. Иногда он просит прислать ему в комнату бутылку вина, хлеб и немного меда. Больше мне нечего добавить. Он хорошо платит и молчит как рыба.
– Вы уверены, что не произносилось никаких имен?
Портье отрицательно качнул головой.
– Ладно. Спасибо, извините за беспокойство.
Я собрался уходить, когда портье снова подал голос.
– Ромеро, – промолвил он.
– Простите?
– Мне показалось, он назвался Ромеро или как-то так…
– Ромеро де Торрес?
– Точно.
– Фермин Ромеро де Торрес? – недоверчиво повторил я.
– Именно. До войны вроде был тореро, которого так звали? – неуверенно проговорил портье. – То-то мне почудилось, что я это имя где-то слышал…
Я возвращался в книжный магазин, пребывая в куда большем смятении, чем до того, как покинул его. Писарь Освальдо приветливо помахал мне рукой, когда я проходил мимо дворца вице-королевы.
– Повезло? – спросил он.
Я удрученно покачал головой.
– Попробуйте побеседовать с Луисито. Возможно, он вспомнит что-то полезное.
Я послушался совета и приблизился к будке Луисито. Молодой человек в тот момент чистил свою коллекцию перышек. Заметив меня, он улыбнулся и предложил сесть.
– Что желаете написать? Любовь или работа?
– Меня прислал ваш коллега Освальдо.
– Наш учитель, – изрек Луисито, которому не было еще, наверное, и двадцати пяти. – Великий ученый, которого мир не оценил по заслугам. И потому он тут, на улице, служит словом невежеству.
– Освальдо обмолвился, что однажды вы выполняли заказ пожилого сеньора, хромого и сильно искалеченного. У него нет одной кисти руки и не хватает нескольких пальцев на другой.
– Я его помню. Одноруких я всегда запоминаю. Из-за Сервантеса, как вы понимаете.
– Конечно. А не могли бы вы сказать, какое дело привело его к вам?
Луисито заерзал на стуле, расстроенный оборотом, который принимал наш разговор.
– Послушайте, у нас тут все равно что исповедальня. Неразглашение тайны и профессиональная этика – прежде всего.
– Я понимаю. Но дело очень серьезное, так уж вышло.
– Насколько серьезное?
– Достаточно. Под угрозой благополучие очень дорогих для меня людей.
– Да, но…
Луисито вытянул шею и постарался поймать взгляд Освальдо, сидевшего на противоположной стороне улицы. Я заметил, как тот кивнул, и Луисито расслабился.
– Сеньор принес письмо и хотел, чтобы его переписали набело, хорошим почерком, поскольку с его руками…
