Читать онлайн Мария Лунёва - Узник тумана



1. Пролог

Ступая босиком по сырой холодной земле, я прислушивалась к каждому шороху. Сердце билось в груди так быстро, что, казалось, оно выпорхнет птичкой. Так страшно мне не было никогда.

Стирая с глаз слезы, храбрилась и старалась не быть трусливой девочкой. Нужно идти вперёд, быть смелой и не плакать.

Слёзы, они для слабых, а я очень сильная.

Хруст сухой ветки под ногами заставил замереть. Затаив дыхание, тихо выдохнула. Вся бравада вмиг рассеялась, по щекам снова потекли крупные слезинки.

Нет, мне было страшно, жутко просто.

Крадучись, я сделала ещё несколько шагов вперёд и, вскрикнув, присела.

Над головой взлетела птица, громко хлопая крыльями.

Отец приказал бежать и не оглядываться. Спрятаться как мышка и ни за что не покидать своего укрытия.

Но куда сбежишь в тумане? 

Я ослушалась его.

Впервые.

Папе нужна моя помощь. Жрицы, они пришли за мной… Хотят снова забрать меня в тот белый храм, где нельзя говорить.

Кто они, эти женщины в белоснежных одеждах, я не понимала до конца, но помнила, что они самое большое зло, которое только может водиться здесь.

Они жестокие, подлые и всегда недовольные.

Впереди громко затрещали ветви кустарника, и туман выпустил из своих молочных объятий одинокую фигуру. 

Я уловила сладковатый запах гниения.

Мертвяк.

Его заметно шатало в разные стороны.

Присев у толстых корней дерева, я притаилась.

Мыча, мёртвый прошаркал совсем рядом, подволакивая ногу. Из его бедра некрасиво торчал кусок жёлтой кости, прорвавший ткань штанов.

Досчитав до двадцати, я поднялась и выглянула на тропинку из-за широкого створа анчара.

Ушёл.

Похвалив себя за смелость, тихонько двинулась вперёд в густую пелену тумана.

Там, над сухими кронами деревьев, виднелся древний храм. Вот только добраться до белоснежных стен можно было лишь вплавь. А я жутко боялась воды и того, что скрывают её глубины. Но любовь к папе была сильнее.

Осторожно ступив в воду, задрала подол простенького серого платьица. Но оно всё равно намокло. Тяжело вздохнув, я заходила всё глубже, пока не поплыла.

Мне было так страшно и холодно.

Зубы стучали, не попадая друг на друга.

Что-то склизкое касалось ступней.

Плача и дрожа от ужаса, я продолжала грести к храму.

Казалось,  я никогда не доберусь до него. Силы покидали меня. Отчаявшись, била по воде руками.

В какой-то момент моя нога нащупала илистое дно. Оттолкнувшись от него, я сделала ещё один рывок и, наконец-то, смогла встать.

Доплыла! 

Утерев слёзы, обняла себя за плечи. 

Куда дальше?

— Папа, — облачко пара вырвалось из моего рта. — Папочка, ты где?

На втором ярусе храма загорелись огоньки. Это единственное, что я могла рассмотреть в темноте.

Не сдерживая рыдания, побежала туда. Ноги утопали в прелой листве. Наступая на колючие ветки, чувствовала боль, но это не останавливало меня. Я стремилась найти того, кто был дороже всего на свете.

— Папа, — шептала я дрожа.

 Туман, стелясь по земле волнами, отступал от моих стоп.

Звуки. Впереди громко говорила женщина.

Этот голос и непонятные слова пугали ещё больше.

Перебегая от дерева к дереву, я пыталась подобраться ближе.

Наконец, подбежав к белоснежной мерцающей в темноте стене храма, прижалась к ней. 

Холодно.

Страшно.

Туман ластился к моим ногам, отскакивая каждый раз, стоило мне сделать шаг. Опустившись на колени, я поползла вдоль стены. Моё присутствие скрывал редкий кустарник и тьма. Добравшись до угла, выглянула.

На небольшой поляне стояло около двадцати женщин. Белые тряпки на их плечах трепал ветер. Жрицы!

Я помнила их. Держа в руках факела, они все как одна смотрели на мужчину, привязанному к толстому столбу.

— Папа, — хрипло выдохнула я.

Он зло взирал на жриц. Я ещё никогда не видела на его лице столько ярости. 

— Этим ты ничего не добьёшься, старая тварь, — голос папочки звучал уверенно. — Моя дочь - твоя погибель. Это её судьба!

— Я тут решаю, у кого какая судьба, — высокомерно заявила старуха. Она напоминала мне сухую тощую крысу. — Твоя девчонка выполнит то предназначение, что уготовила ей я. Мне нужно её тело.

— Не тронь мою девочку! — отец забился, пытаясь ослабить верёвки, а они только смеялись, видя его беспомощность.

В моём сердце появились чувства, которых я раньше никогда не знала.

Ненависть, злоба, желание причинять боль.

Всматриваясь в родное лицо, я пыталась запомнить каждую его морщинку, цвет глаз, их выражение.

— Они заплатят, папа, — прошипела я. 

К столбу подтаскивали связанный хворост, раскладывая по кругу. Я понимала, что они хотят сделать. Впиваясь ногтями в землю, сжимала её комья, взращивая в себе лютую ненависть. Страх отступал, словно пристыженный, он утопал в глубинах моей души. 

— Я вырасту, папа, и найду способ. Они умрут. Все!

— Поджигай! — этот приказ заставил меня вздрогнуть.

Поляну осветило яркое пламя. Отец молчал. Я видела, какую боль он испытывает. Как огонь лижет его ноги. Как медленно заходится одежда.

Жуткий вой оглушал.

Я кричала и за себя, и за него, выплёскивая весь ужас, страх, злость...

И ненависть!

Кто-то схватил меня за плечо. Развернувшись, я впилась в чужую руку, кусая до крови. Мне понравился её солоноватый металлический вкус.

Оттолкнув меня, женщина в белом застыла изваянием. 

По её кисти стекали яркие бордовые полосы.

Облизавшись, я громко расхохоталась. 

Я смеялась сквозь слёзы и страх. 

Хохотала назло им - жрицам древнего храма Танука.

— А вот и наша пропавшая послушница, — раздалось надо мной. — В подземелье её. 

— Она способна говорить, — прошептала укушенная, обтирая руку об подол белого платья. 

— Ничего, ещё одна «печать безмолвия» заставит её умолкнуть навсегда.

Меня схватили за руки и скрутили. Но я не сопротивлялась. Обернувшись, наблюдала, как догорает костёр. 

— Папа, — это последнее слово, что я произнесла за долгие годы, но речь не забывала.

Всё, чему меня учил отец, бережно хранилось в памяти.

2. Глава 1

Есть вещи, которые просто ненавидишь интуитивно. Я не могу смотреть на огонь, туман вызывает дрожь в ногах. Но мне приходится с этим жить день изо дня.

Поднимая голову, я всё время пытаюсь представить, как выглядит солнце, облака, тучи и дождь.

Всё то, о чём рассказывал мне в детстве отец. Но, увы, моей фантазии на это не хватало. Сложно нарисовать в голове образ того, чего никогда не видел.

Оперевшись руками о подоконник, выглянула из окна, расположенного всего в метре от земли. Сильный порыв ветра тут же бросил горсть влажного песка мне в лицо. Бушуя, он гонял по земле почерневшие опавшие листочки кустарника, веточки и одинокий розовый лепесток.

Водяная лилия, не иначе.

Все остальные цветы уже давно отцвели.

Холодало, ветер набирал силу, но это не заставило меня закрыть ставни. Несмотря на непогоду, туман был спокоен. Он настораживал своей безмятежностью, словно хищник, притаившийся за ближайшими деревьями и выжидающий неосторожную жертву.

Прикрыв глаза, я вслушивалась в тихие шорохи природы, и ждала "боя": момента, когда дверь в нижний ярус распахнётся, и появятся жрицы. Как обычно, они поднимут жуткий шум, стуча палкой о металлический щит. Этот звук выходил глухой, но такой противный. Зубодробящий.

Стоило мне подумать об этом, как по полу потянул сквозняк.

Вот и подземелье проснулось, значит, новый день настал.

Устало вздохнув после очередной бессонной ночи, громко зевнула. Мне нравился этот звук, потому как издать другие я была неспособна. Моего острого слуха коснулся протяжный скрип открывающихся дверей нижнего яруса.

Я поморщилась, храм наполнял липкий сладковатый запах тлена. 

Никогда не понимала, как жрицы могут добровольно жить под землёй, как они засыпают там. Словно в могиле, заживо погребённые. В полном мраке. В комнатах без окон, без глотка свежего воздуха. Как их не мучает тяжёлая, почти осязаемая вонь плесени.

Меня передёрнуло. 

Где-то вдалеке послышался одинокий вой.

Там проходила граница туманного мира, и начинались деревни.

Кто в них проживал? Люди? Гуроны? А, может, и мертвяки. Где-то же они должны обитать. 

У всех должен быть дом. Во всяком случае, я хотела, чтобы так было.

Снова выглянув в окно, заметила крадущуюся под стенами послушницу. Присмотревшись, признала в ней малышку Клэти. Похоже, она опять проснулась посреди ночи и решила прогуляться. Забыла, наверное, где она. С ней такое бывало. Высунувшись в окно, я громко хлопнула. Она замерла  и обернулась. Нашла меня взглядом и разрыдалась. Ну, как дитя.

Как есть, потеряшка.

Махнув рукой, подозвала её к себе и помогла забраться в комнату. Она беспомощно показывала свои грязные руки, растирая ими заплаканное лицо.

"Ничего, бывает" - беззвучно произнесла я губами.

Подведя девушку к тазу, помогла умыться, а после вывела в коридор. Сгорбившись, Клэти побрела в свою комнату. Ей становилось всё хуже. Скоро она совсем потеряет связь с реальностью, и не приведи светлые души тумана, её поведут вниз в подземелье.

Меня снова передёрнуло, но на этот раз всё же от холода.

А, может, и нет.

Я ненавидела даже подходить к дверям, ведущим в сердце храма, хотя мне и приходилось туда спускаться дважды в неделю на работы в погребах и в библиотеке. Последнее казалось мне сущим наказанием. Этот запах тления и сырости, и чего-то неуловимого, но жуткого. Все боялись библиотеку, словно там притаилось само зло.

Но более всего ужас на послушниц наводил алтарь, расположенный на самом нижнем третьем ярусе. 

Алтарь, к которому мы спускались несколько раз за всю жизнь: пройти посвящение, зачать ребёнка и родить его.

Такой путь послушниц. 

Некоторые девушки, кому не повезло родить сына, спускались туда снова и снова пока стены храма не огласит плач их девочки.

А сыновья?

Мои руки сжались.

Этого я боялась больше всего - родить сына.

И не только я одна: наверное, это ужас для каждой девушки-послушницы, ведь тогда малыша заберут и увезут за небольшой остров, над которым всегда клубился смертельный туман. А дальше…

Мы надеялись, что малышей забирают жители ближайших деревень. Лелеяли эту веру. Хоть сомнения и терзали наши сердца.

Пару раз я находила свитки, в которых было указано, что там, на том острове, расположен древний алтарь. Но никто его не видел. Туман не пускал.

Никого. Никогда.

Из коридора раздался "бой".

Нас призывали к подъёму.

Оставив в покое свои невесёлые думки, я подошла к стене, чуть отогнула висевшую на ней тёмную изъеденную сыростью тряпку, которая некогда называлась гобеленом, и, взяв нож, начертила ещё одну палочку.

Так по дням я отмеряла свой возраст, с ужасом понимая, что недалёк тот час, когда мне придётся спуститься со жрицей в алтарный зал и пройти ритуал зачатия с тем пленным, на которого укажет старуха, только так я про себя называла верховную этого храма.

Мерзкий обряд. Неправильный. Но слово старухи неоспоримо.

С каждым годом моя ненависть к этой женщине только росла, съедая мою душу и отравляя жизнь. Но это же чувство помогало мне удержать свой рассудок в этом мире и окончательно не сойти с ума.

В верхнем наземном ярусе храма оживились послушницы. В вечно царившей  тишине загремели тазы для умывания, раздались шаги и заскрипели крышки сундуков.

Я же уже ополоснула тело и оделась.

На моих худых плечах тряпкой висело серое платье послушницы. Короткий шерстяной плащ я по привычке перевесила через довольно длинную ручку двери, чтобы не забыть выходя. 

Поправив покрывало на кровати, прошлась по узкой комнатке и села на сундук. Больше мебели здесь не наблюдалось.