В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3) - страница 15
– Нет, – пробурчал я.
– На нет и суда нет. Ты, это самое, утром присмотри за этими хунвейбинами, – внезапно озаботился «супер-герой», прекращая безумный танец. – А то мало ли что. Понаблюдай незаметно. Вдруг, как говорится, вновь решат встать на скользкую тропу служения кровавому империализму.
– Понял.
– Бороны на место положи, чтобы мамка твоя полоумная зря не волновалась.
– Сделаю.
– Я ужас, летящий на крыльях ночи! – вдруг вновь воздел руки на крыльце папаша. – Я борона под вашими колесами! Я – Черный плащ!
Так, с поднятыми руками он и прошлепал в дом, где вновь влетел ногой в многострадальное ведро.
– Витя, ты комель проклятый, аншпуг тебе в задницу, – раненой медведицей заревела мать. – Что бы ты сдох, коростовик!!! Ни днем, ни ночью покоя от тебя, тросомота, нет! Господи, хоть бы скорее тебя в дурдом посадили!!!
– Молчи, ламехуза! Саму в дурдом скоро оправлю! – папаша пнул ведро на веранду, едва не зашибив меня. – Понаставили тут ведер, жабоглоты проклятые!
– Ты же сам это ведро приволок с кухни, дурень беспамятный, королюб-шевелюжник!
– Могла бы убрать из-под ног, пока муж на подвиги ходил!
– Мне на работу завтра, а ты со своими причудами спать не даешь! По тебе дурдом уже не плачет, а просто рыдает!!! Голосит просто!!!
– То-то и оно, что подвиги совершать, это не по дискотекам ночами таскаться!
– Я только на дискотеках и чувствую себя человеком! Только там от этого дурдома отдыхаю!
– Ничего, – зловещим голосом пообещал отец. – И до дискотек доберусь ваших.
Плюхнулся в кресло, швырнул ружье на стол и закурил. Покурив, швырнул окурок за холодильник.
– Я – Черный плащ! – внезапно вскочив грузным пинг-понговским мячиком, истошно заверещал он и начал долбить себя в грудь как Кинг-Конг. – Победитель темных сил – Черный плащ!
И это говорил матерый пройдоха, аферист и мошенник!!!
Мы тогда жили в деревне Варенкино, где отец устроился управляющим птицеводческой фермой и выжидал случая что-нибудь с этой фермы поиметь, а мать уже привычно работала бухгалтером и своего тоже старалась не упустить.
– Валь, – заявил отец воскресным утром, щедро приложившись к бутылке с самогоном, – я гений!
– Опять? – вздохнула мать. – Не вздумай больше никаких яблок покупать! Гений он!
– Яблоки – пройденный этап, – отмахнулся отец, – надо глобальнее мыслить, с людями надо помягше, а на вопросы, как говорится, смотреть ширше и углубже.
– Понесло, – мать с осуждением покачала головой. – Не умеешь ты пить, Витя.
– Все я умею! – отец хлопнул по столу кулаком. – Я пью, да дело разумею, не то, что некоторые.
– Это кто, например? – глаза матери по-змеиному сузились, а рука привычно потянулась к сковородке, которую Пашка вымакивал хлебом от жира, оставшегося от съеденной отцом яичницы на сале.
– Я в общем сказал, – начал юлить отец.
– Тут не партсобрание, ты говори конкретно, кого имеешь в виду?
– Да полно таких несознательных элементов, – папаша покосился на нас, – всякие алкоголики, тунеядцы, «социально близкие» и прочая шелупонь.
– Это да, – согласилась мать.
– А мы, прогрессивное человечество, совсем по-другому. Вот, например, взять куроводство. Некоторые думают, что в нем ничего сложного, а между тем, я, как куровод, могу в любой момент главой Птицепрома стать!
– Хватит демагогию разводить! – прервала мать. – Говори конкретно, что в этот раз задумал, аферист-надомник.
– Скучный ты человек, Валентина, – вздохнул отец. – Невеселый.