В чём её секрет? Как из травмы делать ресурс - страница 18

Нам подарили много полезного для начала семейной жизни – холодильник, чайник, утюг, вилки-ложки и тёплые вещи, а также деньги. Свекровь гордилась, что все так постарались для молодожёнов.

Потом мы с ней до глубокой ночи прибирались в квартире, а на утро был второй день свадьбы. Всех пригласили на чай, чтобы продать торт по кусочкам. Не знаю, кто придумывал эти правила, но получилась солидная сумма. (По тем временам хватило бы на целую стиралку). Свекровь сказала, чтобы мы не тратили, а отложили на что-нибудь нужное или на отпуск. И мы послушались.

Жили мы с родителями Вити в трёхкомнатной квартире. В другой комнате – младший брат Вити, Марат. Следуя маминым наставлениям, я всеми силами пыталась не нарушать привычный порядок вещей в доме свекрови. Перешагнув порог её жилища, мы с мужем словно перестали считаться взрослыми – здесь мы были детьми, которые обязаны подчиняться авторитету родителей. И она всячески подчёркивала свою власть, практически не позволяя нам ничего решать и делать самостоятельно.

Спасала меня тогда только работа.

Много времени мы проводили на службе.

Нас сразу назначили на должности дознавателей, потому что работать было некому. Перед нашим приездом семейная пара из отдела дознания перевелась в другой город. Нашей подготовки было достаточно для практической деятельности.

И в девятнадцать лет я стала офицером. Служить честью и совестью во имя блага народа. Офицер должен быть эталоном порядочности и образцом для подражания – так меня учили в школе милиции, а может, я сама так думала. «Чекист должен иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки», – лозунг Ф. Э. Дзержинского, который висел на стенах нашей школы.

Помню, в первые месяцы службы я отпустила преступника, который изрезал ножом соседа по комнате в общежитии. Подозреваемый жалобно умолял меня дать ему собрать вещи для изолятора. Я по наивности проводила его на автобусную остановку и ждала его возвращения через два часа. Но он, разумеется, не вернулся. Мне пришлось признаться руководству и получить взыскание. Так я перестала верить людям, а превратилась в требовательного и злого дознавателя. При расследовании я всегда выбирала меру пресечения – арест, если для этого имелись хоть малейшие основания.

У нас часто были рейды по задержанию подозреваемых или выявлению лиц, склонных к совершению преступления. «Отсутствие у вас судимости – это не ваша заслуга, а наша недоработка», – смеялись в стенах отдела. Каждый день я видела насилие, убийства, кражи. В определённый момент эмоциональные переживания притупились. У меня уже не вызывали сочувствия женщины, избитые на пьяных посиделках. Нередко они ничего не помнили о предыдущем дне, а потом, когда долгими расспросами удавалось установить личность «кухонного бойца», в последний момент отказывались от своих претензий.

С этим сюжетом я была знакома и ранее, и видела, что этим женщинам всегда быть битыми или убитыми. Есть такой состав преступления, как угроза убийства. Иногда женщины ради того, чтобы припугнуть сожителя, писали заявление по этой статье. Некоторые регулярно, чем способствовали тому, что их обращения со временем игнорировались. И нередко случалось, что сожитель, не рассчитав силу, в самом деле убивал такую жену.

Огромный вал материалов был по домашнему насилию. У меня складывалось впечатление, что идёт «народная война»: бьют жена мужа, муж жену, брат брата, родители детей. Заявляют единицы. В день – десятки допросов по фактам избиений, детальных описаний мест нанесения ударов, изучения обстоятельств, предшествовавших конфликту. Протокольная форма допроса не могла передать глубину эмоциональной и физической боли. Я видела, что это стало для многих нормой, и они воспринимают это как должное, не веря, что можно жить по-другому. Люди давали показания так, будто они тряпичные куклы, – ни охов, ни вздохов, ни возмущений.