– Кто вы? – окликает рулевой. – Откуда идете?
Его слова тонут в безмолвии.
Боцман поднимает команду – свистать всех наверх, к огневым позициям. Его свист гонит нерасторопных пушкарей с пальниками в руках на орудийную палубу. Но времени уже нет.
Внезапно раздается грохот, и все затягивает дымом. Ядра сыплются на нас дождем, вздымая в воздух огонь и пепел пылающих обломков бортов и палубы. Дон Франсиско кричит: «Беги!», и мне не нужно повторять дважды. Барабанные перепонки, кажется, сейчас лопнут. Удушливый дым лезет в глаза и ноздри. Я нащупываю дорогу, держась за планшир, пока не добираюсь до кормы, оббивая ноги о канатные тумбы и спотыкаясь о сами канаты, свернувшиеся в темноте, как змеи.
В безопасности каюты я сажусь на кровать и слушаю. Но так же резко, как начался, гром орудий стихает.
Снаружи слышен чей-то топот. Приоткрыв дверь каюты, я вижу в щелку, как пираты перепрыгивают на борт «Какафуэго», возникая из-за дымовой завесы палящих аркебуз как призраки потустороннего мира. Они паясничают – низко кланяются капитану Антонио и дону Франсиско, прося первого отдать ключи, а второго – шпагу, вместо того чтобы забрать их силой. Маринерос замерли в ошеломлении. Они ничего не делают. И пальцем не шевелят.
Это похоже на разыгрываемую сценку на празднике Тела Господня во время шествия в Сьюдад-де-Мехико, за одним исключением: капитан и дон Франсиско выглядят по-настоящему испуганными, гораздо достовернее, чем актеры, широко разевающие рты и рвущие на себе волосы, с намалеванными высоко на лбу бровями. Я тоже напугана до смерти, потому что узнала язык, на котором говорят пираты. Резкий, похожий на карканье ворон. Он грубее кастильского, и я вспоминаю некоторые слова, хотя не слышала их уже много лет.
Пираты связывают оба корабля вместе и уводят капитана Антонио и дона Франсиско по переброшенным доскам к себе на носовую палубу, где их ждет невысокий светловолосый мужчина. Он держит руки за спиной и резко кивает, приветствуя их. Голова дона Франциско опущена, он смотрит под ноги, ища твердой опоры.
Малхайя диос[10], их уводят вниз! Никогда не думала, что однажды наступит день, когда я захочу, чтобы этот человек находился рядом.
Матросы смотрят с галереи возле каюты и ругаются.
– Это он, братья. Тот самый английский Корсар.
Молоденький мальчик молится дрожащим голосом:
– Сан-Тельмо[11], истинный друг мореплавателей, помоги и спаси нас от бед.
– Покусанный бабой дьявол, – говорит первый.
– Он не дьявол, а лютеранин, – откликается второй.
– Тем хуже, он проклянет наши души навек.
– К дьяволу твою душу и Богоматерь вместе с ней! – рявкает на него старый моряк. – Я боюсь за свою шкуру. Он сожжет нас заживо, вот и весь сказ.
Мальчик стонет:
– Пресвятая Дева, владычица морей, помоги нам в сей час нужды!
Явный признак того, что этим морским безбожникам и вправду страшно: они молятся, натирая языческие амулеты из фигового дерева, надетые на шеи. Я закрываю перед ними дверь и забираюсь на кровать с ногами, раскачиваясь взад и вперед.
Маринерос не знают, как им повезло, что они не родились женщинами. Со мной случится намного худшее, прежде чем меня прирежут или утопят.
* * *
Ветер поднимается с юга. Мы дрейфуем. После атаки нас отбуксировали далеко от суши. Узлы на канатах, связавших корабли, стянулись натуго.
На рассвете они высыпают на палубу, оглашая ее резкими криками. Звуки ударов мечей о кирасы, щелчки затворов аркебуз.
