Мы быстро спустились по выбитым в камне ступенькам и очутились в темноте.
– Следуй за мной, – приказал Каст, и я, подавленный всем, что случилось, покорно поплелся по подземному проходу.
Чувствовалось, что земля постепенно опускается под ногами.
Мало-помалу мои глаза привыкли к мраку, и я мог рассмотреть, что справа и слева чернели глубокие пещеры, в которых копошились люди. Они занимались тем, что долбили горную породу, ударяя деревянным молотом по железному клину, и кусок за куском отбивали камень. Эти несчастные скорее напоминали скелеты, чем живых людей, и почти все трудились полуголыми, обливаясь потом и тяжко дыша.
Нас встретил какой-то человек, очевидно наблюдающий за работами, и что-то сказал Касту. Тот повлек меня в одну из длинных галерей, в конце которой при свете масляного светильника в глиняной плошке работали двое – человек с курчавой головой и редкой бороденкой и бледный мальчик лет десяти. Каст поговорил с курчавым, и тот даже изобразил на лице что-то вроде улыбки, а затем поманил меня рукой. Неожиданно он произнес по-гречески:
– Будешь со мной долбить руду.
Каст стоял и ждал, чтобы посмотреть, как я примусь за работу. Курчавый раб, несмотря на весь ужас положения, оказался словоохотливым человеком.
– Меня зовут Циррат. Так меня и зови. А теперь возьми кирку и ударяй ею изо всех сил в скалу, чтобы пробить ход к руде. Когда проход будет достаточно широким, мальчик пролезет в него и скажет, есть ли там золотоносная жила. Он обучен этому делу. А потом куски руды дробят и промывают. Таким образом в песке находят драгоценные крупинки золота. Не так ли поступает с нами и жизнь?
Мне не хотелось браться за кирку, но Каст с ненавистью ударил меня ногой в колено. От боли я упал.
– Понял, что тебе сказано? Или берегись бича! А если будешь сопротивляться, наденем на тебя цепи.
Я взял кирку и со злобой сделал несколько ударов. Во все стороны полетели осколки камня.
– Так и работай, а если не сделаешь положенного урока, тебе не миновать жестокого наказания. Потом мы выжжем тебе на лбу клеймо горячим железом, чтобы у тебя пропала охота думать о глупостях.
Когда он ушел, я спросил человека, называвшего себя Цирратом:
– Кому принадлежат эти рудники?
– Их взял на откуп у местного владетеля какой-то богатый римлянин, житель Саталы.
– Давно ты страдаешь здесь?
– Скоро два года.
– Недавно.
– Не говори так! – простонал он, всматриваясь в глубину галереи, чтобы убедиться, не приближается ли Каст. – Больше двух лет редко кто выдерживает здесь. Надсмотрщики бьют нас немилосердно. Пощады нет ни для кого. Ни праздников, ни передышки. Пока не погаснет этот светильник, мы будем с тобою долбить камень. А он горит двенадцать часов. Потом на наше место придут другие.
– А еда?
– В полдень принесут немного пищи.
Я рассмотрел теперь, что вся спина у Циррата была исполосована багровыми рубцами.
– Как же можно вытерпеть это? – спросил я с негодованием. – Не кирки ли в наших руках?
– Тише! Если такие слова услышит Каст, ты пропал.
– Лучше умереть, чем жить так.
– Еще хорошо, что мы можем с тобой разговаривать без свидетелей, – это облегчает душу. А там, где работает много рабов, неизменно стоит надсмотрщик с бичом и нещадно бьет каждого, кто промолвит лишнее слово.
– Тяжко! – вздохнул я.
– Тяжко, – повторил Циррат, – и нет конца нашим мукам.
Как бы в подтверждение этих слов где-то по соседству раздался вой, от которого кровь стыла в жилах.
