И главное – зачем МНЕ все это?
Мой собственный стаж в Тиндере тогда исчислялся несколькими месяцами, поэтому я не сразу поняла, что это просто мужчина-тамагочи. Ему не нужно реальной встречи, отношений, закатов, рассветов, ужинов с вином и искрами в глазах, кино в обнимку, вот этого всего…
Все его потребности в общении исчерпываются пинг-понгом из сообщений в духе: «Привет, как дела?». Ну и изредка плакаться в жилетку. Бесплатный психолог.
Впрочем, нет, не только плакаться.
У Алексиса были соседи – настоящие или воображаемые – которые бурно занимались сексом круглые сутки и своими чаечными криками в лучших традициях документального кино про любовь не давали ему спать, есть и нормально функционировать.
Он мне рассказывал, как громко кричит соседка по утрам, как похотливо стонет по вечерам и как смущается и хихикает, сталкиваясь с ним в лифте.
После этого с его стороны пошли какие-то неловкие намеки на тему секса. Я не ханжа и мне было, чем поддержать разговор, но тут он сменил свой юзерпик в вайбере на милое фото сына у рождественской елки в костюме зайчика. Говорить о сексе с зайчиком я решительно не могла.
Постепенно на меня свалился и сам Зайчик, милый пятилетний мальчик с бездонными голубыми глазами – такими же, как у его папы.
Алексис выбил из бывшей жены право опеки «50/50», согласно которой половину недели ребенок проводит со своей мамой, а вторую половину живет у него. Но, честное слово, лучше бы он этого не делал. С его уровнем тревожности это была поистине непосильная ноша.
Он страшно переживал по любому самому пустячному поводу. И выносил мозг мне.
– Он не доел свой ужин сегодня вечером! Наверное, он болен!
– У него грустные глаза! Вдруг его обижают в саду?
– У него болит голова и он хнычет!
– Он засунул палец в окно своей машинки и не может его вытащить! (много ужасающихся смайлов). ААААА что делать?! Вызвать «Скорую»?
– У него синяк на коленке! Я их всех засужу!
Однажды малыш и вправду заболел. Насморк, кашель, температура 38.5. Был поздний вечер. До педиатра Алексис не дозвонился, мать ребенка спрашивать не хотел. Вопросы сыпались на меня градом.
Когда оказалось, что парацетамол температуру не сбил, Алексис пришел в ужас, и уже хотел было везти сына в больницу. Я посоветовала дать мальчику Нурофен и обтереть полотенцем, смоченным в теплой воде, а потом укрыть тонкой простыней.
– У него руки и ноги все в синих капиллярах!!! Боже, какой ужас!
– Ты, главное, сам успокойся. Выпей чего-нибудь от нервов. У ребенка спазм сосудов, осторожно разотри ему руки и ноги, и все пройдет.
– Он просит пить! Можно дать или нет?
– Можно, и чем больше, тем лучше!
– ААААА он плачет! И его вырвало! Мне так страшно!
– Переодень его, давай ему пить почаще, и успокойся.
Через час температура начала снижаться, мальчик заснул, но Алексис бдил над ним всю ночь.
Поутру я нашла в своем телефоне еще несколько десятков сообщений от Алексиса разной степени патетики – от ужаса и отчаяния до робкой надежды на высшие силы и ближе к утру – благодарность и восхищение моим медицинским гением.
С той ночи Алексис заговорил об этой переписке в тональности «мы», «наши отношения».
Однажды мы договорились пойти на пробежку в парке. Он хотел показать правильную технику бега, при которой не травмируются колени.
В тот день мне пришлось задержаться на работе и, как назло, умерла батарея в телефоне. Я была уставшая, голодная и сонная.
